Княжич Олекса. Сказ второй
Шрифт:
— Так мож не убивать тебе мальчонку, а прибрать к рукам да и продать в персидские земли? Щедрую награду от персов получишь! Облик у него весьма ладный — за такое лицо тебе целое состояние отвалят!
Удивленно Звяга Рудница уставился на своего подручного. Не ожидал он от туповатого и простого, как чурбан, Ильки услышать столь дельную мысль! И правда, торговцы на невольничьих рынках готовы щедро платить за красносложенных юношей — ибо перепродают они их потом во дворцы богатых дворян и шахов. А Звяга, хоть и презирал всей душой противные природе пороки персидских богатеев, однако ж выгоду свою считать умел!
— Неужто и правда так хорош? — осведомился он, помолчав
— Увидишь сам — диву даваться будешь!
Крепко призадумался Рудница, позабыв ненадолго о неминуемо наступающей ночи.
Если доселе он твердо знал, с какой целью он охотится за княжичем Александром, то теперь в его помыслы закрались сомнения. Ежели княжич взаправду так красив лицом, как утверждает Илька, то почему бы и не поживиться за счет его красы? Теперь в разуме Звяги боролись два стремления: жажда кровавой мести и разбойничья алчность.
Душа у него требовала отмщение за ту стрелу, что едва не убила его на поле брани, а Звяга привык платить своим врагам сполна! Но мысль о щедром вознаграждении, что он мог получить от торговцев живым товаром, охлаждала его желание убить княжича. Теперь нападение на Рюриково Городище виделось ему не просто прихотью, с которой он не получит прибытка, а только лишь растратит накопленное добро — ведь призванным ушкуйникам нужно заплатить за ратоборство! — а делом весьма многообещающим.
После недолгих колебаний в вожаке ушкуйников победила алчность. Подумал он так — есть на свете вещи и похуже смерти! А уж для отпрыска гордого княжьего рода — рабство тем паче позорнее смерти. Каково будет княжичу, привыкшему повелевать подданными, очутиться на месте униженного раба? Это, пожалуй, заставит княжеского выродка еще взмолиться богу о смерти! Вот через то Звяга и отплатит Александру за нанесенную обиду!
— Смеркалось уж совсем, — подал голос Илька Бык.
Звяга Рудница, освободившись от размышлений, одобрительно хлопнул его по плечу.
— Вот за что ценю тебя, Илька, так за твой светлый ум! — похвалил он своего приближённого. — Дельную ты мысль подсказал! Верно судишь: пошто убивать мальчонку, раз можем мы его с выгодой большой продать в неволье?
Илька Бык тут же расплылся в улыбке, счастливый от похвалы.
— Только вот придется нам быть вдвое скорыми, ежели хотим уйти от княжеской погони, — рассуждал дальше вожак. — Придется сразу идти в низовья Волаги, а оттуда уходить в Хвалынское море, не задерживаясь нигде.
— Сейчас течение Волаги бурное да быстрое! Ушкуи вмиг проскочат по ней к низовьям, — заметил на то Илька. — Мы-то не боимся половодья, научились его укрощать! Это пусть княжьи ратники боятся выйти в воду на лодках, а нам-то, батя, и море по колено!
Звяга улыбнулся согласно и снова похлопал его по плечу.
— Ступай к мужикам и скажи им, что планы мои меняются, — повелел он Ильке. — Коли обнаружат княжича поперед меня или тебя, то пусть убивать не спешат, а постараются взять живым. И, раз уж на то пошло, лицо ему пускай поберегут! А как только схватят его, то сразу же подают сигнал к отступлению.
Илька Бык отправился к затаившимся в буреломе ушкуйникам, а Звяга Рудница вновь прислонился к дереву и уставился в сторону Новугорода. Бледная луна прошла четверть пути по ночному небосклону, прежде чем настал час, оговоренный с сообщниками, засланными в Новугород. В тот час должны подначальные Звяге разбойники одновременно запалить смоляные бочки, создав сразу несколько очагов пожара.
И вот Рудница увидел вдали то, что так тщательно высматривал — над Новугородом появилось огненное зарево. Церкви и вечевой колокол затрезвонили что
— Пора! — скомандовал Рудница.
Отряд ушкуйников, держа наготове оружие, высыпал на берег и рысцой направился в сторону Рюрикова Городища.
Александр проснулся от звука городищенского колокола, в который били дозорные.
Вскочив с постели, он вышел из светлицы и снаружи наткнулся на встревоженного и заспанного тиуна Якима Матвеевича. В горницу вбежали несколько ратников, сообщивших, что над Новугородом пылает зарево огромного пожара. Александр, поспешно накинув на себя кафтан, выскочил их хором и поднялся на башню-смотрильню, откуда виден был Новугород. Небо над столицей новугородской вольницы стало багряным от неистового огня, пожиравшего город — и зрелище это заставило княжича на миг замереть в растерянности.
— Торговая сторона горит! — воскликнул ошарашенно тиун, тоже взобравшись на верх смотрильни. — Ишь как пылает! Так недолго и всему граду в пепел обратиться!
Александр вздрогнул: если огонь доберется до городских житниц, то запасы зерна для сева будут уничтожены. И нечем будет засеивать землю и снова придет на новугородские земли страшный голод. Нельзя того допустить, нужно спасать зерно! Княжич опрометью бросился вниз по лестнице.
— Где Глеб Синица? — вскричал он, выбегая на гульбище.
Глеб Синица, коего Мусуд оставил старшим в Рюриковом Городище, уже спешил к княжьим хоромам.
— Поднимай дружину, седлайте лошадей и спешите к городским житницам! Пусть каждый ратник спасет столько зерна, сколько сможет! — приказал ему Александр. — Поспешайте же, покуда поздно не стало!
Старшой кивнул коротко и тут же бросился выполнять веление княжича.
— Я тоже поеду в город… — объявил тиуну Александр.
Услыхав сие, Яким Матвеевич немедля возразил мальчику:
— Нет, княже! Прошу тебя, не рискуй собой, не лезь в пожарище! — встав перед княжичем, тиун всем своим видом давал понять, что не пустит ни за что его за стены Городища. — Кто там, в огне и сутолоке, присмотреть за тобой сможет? В своих годках ты там только мешаться ратникам будешь да отвлекать их от дела!
Александр потер затылок и кивнул согласно; да, пожалуй, он будет только мешаться — ведь тогда ратникам придется думать о его защите, а не о том, чтобы быстрее спасти запасы зерна. Придется ему остаться в Городище и ждать исхода событий! Вскорости три сотни ратников, за исключением княжеской охраны, покинули стены Городища и устремились по дороге в сторону охваченного огнем Новугорода.
Александр, не возвращаясь в хоромы, снова поднялся на смотрильню. Сердце у него сжималось от беспокойства. Какое же невезение! Отец оставил его наместником в этих землях, дабы он за порядком в вольнице следил, а тут такая напасть случилась! И это после того, как приметы народные обещали измученным непогодой и лишениями новугородцам доброе лето и обильный урожай. Если не получится спасти хотя бы толику зерновых запасов, то придется Новугороду опять терпеть голод. А там, где голод начинается — и до смуты народной недалеко.