Княжич варяжский

Мазин Александр Владимирович

Мар выбранным темпом был недоволен. Ему хотелось — быстрее. Пленники заметно снизили скорость каравана. Кое-кто ранен, пусть и легко, а большинству пленников вдобавок крепко прилетело по голове, что не поднимало ни скорости, ни настроения.

Настроение Сергея тоже оставляло желать. И он уже сообразил почему. Всю прошлую жизнь он категорически избегал работорговли. Невзирая на упущенную выгоду и репутационные потери. А теперь — вот. Получается, что, превратившись в Вартислава, он не только избавил тело от груза прожитых лет, но заодно и от моральных принципов

освободился?

Это беспокоило. Причем не столько то, что он сейчас гонит на продажу толпу мужчин. Это-то ладно. Не он на них напал. А похолопить всяко лучше, чем всех их перебить. Но сам факт, что он, Сергей Духарев, становится другим, вот это напрягало. Поначалу ведь казалось, что он, теперешний, просто стал моложе и ближе к тому Сереге Духареву из самой первой жизни. А выходит, что он окончательно избавился от морали конца двадцатого века? Что это? Специфика подросткового возраста, когда мозг активно впитывает социальные приоритеты окружения? Что дальше? Нет, не так. Что он может сделать прямо сейчас? Избавиться от пленников? Просто отпустить нельзя. И дружина не поймет, и сами пленники воспримут как слабость. Встряхнутся, соберутся и снова нападут. Продать при первой возможности задешево? Опять-таки свои не поймут.

Хотя есть варианты. Сергей дождался, когда тропа немного расширится, и послал Мара вперед. Конь охотно прибавил. Проворно попер по снегу коротким галопом. Аллюр привычный. Степной. Минут пять, и он уже обходит основную часть дружины.

— Дёрруд!

— Хёвдинг.

— От трэлей надо избавляться, — заявил Сергей. — Этак мы до Белозера нескоро доберемся.

— А мы разве спешим? — флегматично поинтересовался Убийца.

— Он по дому соскучился, — влез Машег. — А особенно по домашним! — И хихикнул.

— Вообще-то моей жене скоро рожать, — сказал Сергей.

— Так ей, а не тебе, — резонно возразил Дёрруд. — Ты не беспокойся, хёвдинг. Этот Как-как-его сказал: скоро к гарду выйдем. Там саней еще купим, лошадок. Еды купим. Тех трэлей, что сейчас ходят плохо, на санях повезем, пока не окрепнут. А кто совсем плох, там и продадим. О важном думай, а это пустяки.

Глава 24

Глава двадцать четвертая. Цена неуважения

Городок оказался не просто острогом, а именно городком. Частокол, за которым десятка три дворов, посад, внизу — вмерзшая в лед пристань.

При виде выползающего из леса каравана городские среагировали правильно: заперлись в городе.

Сергей тоже повел себя правильно: выехал вперед вдвоем с Наславом, который нес его знамя с привязанной в знак мирных намерений сосновой веткой. Какойку тоже взял. Проводник утверждал, что в городе его знают.

Подъехали. Остановились метрах в семидесяти.

Минут через пять ворота приоткрылись и выпустили переговорщиков. Тоже троих.

— Я княжич белозерский Вартислав, — сообщил Сергей. — Иду с караваном домой. Нужны провизия, фураж, и хорошо бы поспать под крышей.

— Я — боярин князя Хрекши Сожич, — с достоинством сообщил пегобородый

муж в лисьей шубе и бронзовом шлеме с лисьим же хвостом вместо бармицы. — Не слыхал, чтобы у князя Стемида был сын Вартислав.

— Я родич по браку, — пояснил Сергей. — Мы с Рёрехом на родных сестрах женаты. Стемид на моей свадьбе посаженным отцом был.

— Ага, ага…

Поверил или нет? Трудно сказать.

— А полон у вас чей?

— Меряне, — не стал скрывать Сергей. — Напали на нас ночью. По глупости.

— Ага, ага… А от нас чего хотите?

— Я сказал. Фураж для коней. Еда. Может, еще лошадок и сани прикупим. Среди полона битых много. С бою их брали.

— Ага, ага. Что ж… — И решительно: — В город не пустим! Князь Хрекша так сказал. Не пустим. И силой не возьмете, даже не надейтесь. Много нас, и все вои опытные.

— Слышь, Сожич, а когда ты боярином стал? — вдруг влез Какойка. — Тот год же простым десятником был!

— А для тебя, смерд, и десятник не прост! — внезапно окрысился переговорщик. — Тебе и с десятником говорить, шапку снявши!

И шагнул вперед с явным намерением поучить Какойку вежеству.

А вот это он зря.

Сергей подал Мара вперед, и тот, обрадованный, сунулся к переговорщику оскаленной мордой.

Сожич шарахнулся. Бронзовый шлем съехал на глаза. Сожич закричал, замахал руками…

Сергей подождал, пока один из спутников лжебоярина поправит ему шлем, потом процедил высокомерно:

— Ты солгал мне, радимич. Но ты переговорщик и говоришь не своим языком, а голосом своего князя. Получается, твой князь солгал мне. Мне, варягу. Ты! — Сергей указал плетью на одного из сопровождающих. — Иди к своему князю и скажи ему, что его переговорщик меня оскорбил. И я жду извинений. Если я их не получу, то сожгу этот город, а тех, кто в нем, отдам своим нурманам. Бегом! — рявкнул он, и парень сорвался с места. И второй тоже.

А вот Сожича Сергей не отпустил. Наехал, отрезал от города:

— Я тебя не отпускал, червь! — И Наславу: — Давай к нашим! Пусть подходят. — И по-нурмански: — Надо здешних пугануть! Не понимают по-доброму!

— Ты! Тебя! Да как! — «Десятник-боярин» никак не мог решить: то ли ему бояться, то ли яриться.

Потом решил все же: яриться. И потащил мечуган.

Неправильный выбор.

— Можно, — шепнул Сергей, и Мар, получив разрешение, хватанул Сожича зубами за шкирку. Подбросить не смог: все же не собака, покрупнее. Тяжеловат. Но повозить как следует, потрясти, уронить в снег и приложить копытом сверху — тоже для потерпевшего приятного мало.

— Лежи, не рыпайся… боярин! — приказал Сергей. — Вякнешь — голым зайцем по снегу поскачешь.

— Мой князь тебя накажет!

И — вставать.

Непонятно, как он до своих лет дожил, вояка.

— Наслав, помоги дурню лечь.

Варяг спешился, подсек радимича, наступил на горло. Сожич тут же вцепился обеими руками в его ногу… Перун! Если у них такие десятники, то каковы же рядовые?

Подъехали остальные.

— Не договорились? — весело поинтересовался Дёрруд. — Повеселимся?