Княжий человек
Шрифт:
Что интересно, руку он не подал. Ну да, среди рубежников это было не принято.
— Я Матвей.
— А прозвище какое?
— Прозвище…
— Его либо по хисту дают, либо сам придумываешь, если успеешь, — вновь хохотнул Саня и его могучие мышцы затряслись. Складывалась ощущение, что у него истерика. Либо Печатник очень смешливый.
— Я Матвей, можете звать Бедовым.
— Ха, Бедовый. Идет.
— Мужики, а вы… вы почему о своих хистах так запросто рассказываете. Ведь, как я понял, Печатник — это из-за связи с печатями. Да и про Морового слухи
Федя за все время не произнес ни слова. Лишь переводил взгляд то с меня на Саню и наоборот. Как зритель теннисного турнира. Вот я и определил, кто в этой компании главный.
— Так-то оно так. Только мы ратники у воеводы. И многие нас знают. Да что там, почти все в Выборге. Потому пригляд за нами пристальный, а шило в мешке не утаишь. К тому же, мы у воеводы на службе. И бояться нам вроде бы нечего. Кто против Илии, а почитай и против князя, пойдет?
Он сделал многозначительную паузу, а Федя согласно кивнул. Мол, никто.
— Мой хист завязан на создании печатей и разрушении чужих. Притом, так напрягаться приходится, будто поезд за собой таскаешь. Потому и здоровый такой. До хиста был глиста, как ты.
Сказал он это так запросто, явно не пытаясь обидеть. Поэтому я и не придал «глисте» особенного значения. К тому же, чем больше шкаф, тем громче падает.
— Я после пятого рубца загадал, что покрепче быть хочу. Но как говорят, бойся своих желаний. Желания на хисте они порой такие, с подковыркой. Вот теперь каждый рубец мышечную массу добавляет. Хоть на соревнованиях выступай. Боюсь даже до кощея дотянуться, а то глядишь — лопну. Так-то. Что до Морового, у того промысел завязан…
— На смерти людей, — кивнул я. — Знаю. Говорю же, слухов о нем порядочно.
Вообще, смущал меня Моровой. Мне не очень нравились люди, которые позволяют говорить о себе в третьем лице. Будто своего голоса нет.
— Ты это, Матвей, не обижайся, но дай на тебя нормально взглянуть, без артефакта. А то как-то стремно. Мы перед тобой нараспашку, а ты гасишься.
Я подумал немного, но в итоге все же кивнул. В отводе глаз от меня теперь не было большого смысла, ведь я без пяти минут воеводов человек. Ну, или княжий, не знаю, как правильно. Да и пятый рубец не за горами. А бес сказал, что артефакт действует как раз до уровня ведуна. Затем станет бесполезен. Может, вэтте его потом продать?
В общем, я снял кулон с закрытым глазом. И мои собеседники переполошились. Моровой удивленно посмотрел на Печатника, а Саня опять хлопнул себя могучей рукой по не менее могучей ноге.
— Четвертый рубец. Ты же хист недавно принял. И когда успел?
— Да было время. Не дома же сидеть.
— А чего делал-то?
— Мужики, без обид, но вы ратники воеводы, а я нет. И про свой хист говорить не хочу.
— В своем, типа, праве, — услышал я знакомую присказку. Интересно то, что сказал это Моровой.
— Согласен, — решительно произнес Саня. — Не хочешь, не говори.
Наш разговор прервал скрипучий звук петель. Хоть бы смазали, что ли, а то непорядок. Инга медленно вышла, притворив дверь за собой.
Инга глубоко вздохнула и посмотрела на меня, не обращая внимания на Печатника и Морового. Я без всяких слов поднялся на ноги, как ученик, всю ночь готовившийся к открытому уроку. Рубежница поправила мою футболку на плечах и улыбнулась.
— Ничего не бойся, говори прямо. И портсигар свой давай. Не дело бесу такие разговоры слушать.
Как не дрожал артефакт в возмущении, я передал его Инге.
— Да, юлить не вздумай, — подсказал Саня. — Илия этого не любит. К тому же, обозлен он после Вранового.
Инга удивленно посмотрела на Печатника. Видимо, не ожидала, что рубежник будет мне подсказывать. Да, Травница, вот такой у тебя замиренник. Без мыла вылезет и новых друзей заведет. Ну ладно, не прям друзей. Знакомых.
— Все нормально будет, — улыбнулся я. — Не съест же меня воевода.
Я открыл дверь и собрался войти. Но меня остановила с последним напутствием Инга.
— Матвей, и самое главное, пожалуйста, не шути.
Я вошел внутрь, затворив за собой дверь. А когда обернулся, то душа ушла в пятки. И стало понятно — последние слова Инги явно лишние. Вот именно шутить мне теперь хотелось меньше всего.
Глава 3
Я видел кощея только раз в жизни. Да и то, предыдущий прошел мимо, даже не пытаясь как-то воздействовать на меня. Но и тогда я более чем впечатлился. Это было похоже на встречу с груженым тяжеловозом на двухполоске, когда и ты, и он летите на бешеной скорости. Тебя, конечно, не снесет, если держишься за руль двумя руками. Но качнет так, что сердце внутри забьется чаще.
Нынешний кощей и не пытался скрыть свою мощь. Мне даже казалось, что он напротив — выставил хист вроде щита. И на воеводу теперь нельзя было смотреть, кроме как зажмурившись. Примерно как на солнце. Только под последним воспринимался не теплый кругляш в небе, а сжигающая все на своем пути звезда. И я сделал первое, что пришло в голову.
— Представая гостем сего дома, я, Зорин Матвей, приветствую тебя благородный брат. Я пришел сюда с чистым помыслами и не тая зла. И обещаю не злоумышлять зла против хозяев сего дома, их детей, домочадцев, существ и скота.
Мне показалось, что воевода поморщился при словам «благородный брат». Нет, по поводу благородства к нему вопросов не было. Только какой я ему брат? Ивашка без году неделя в рубежниках. Однако все же ответил.
— Представая хозяином сего дома, я, Илия Шеремет, сын Никиты Шеремета, приветствую благородного брата. Если ты пришел сюда с чистыми помыслами и не тая зла, то не потерпишь вреда для себя, не будешь уязвлен в промысле и знаниях.
И сразу солнце словно выключили. Осталась только громадная сила, заключенная внутри кощея на троне. А учитывая внушительную оболочку, промысла в нем хранилось немало. Хоть в пятилитровку разливай и на маркетплейсе продавай.