Княжна для викинга Книга 1
Шрифт:
– Проклятая врунья…Опять лжешь мне?! – взревел Рёрик, словно раненый зимой зверь. Не получив внятного ответа, он рассвирепел еще сильнее и замахнулся, желая получить признание любым способом и поскорее. Воспитанный в суровые годины, он полагал этот метод самым действенным. – Рассказывай!
– В реке твоя Вольна…– выпалила Любава, залившаяся слезами после собственных слов.
В кухнях вновь водворилась тишина, прерываемая лишь частыми всхлипываниями Любавы да треском сухих поленьев в очаге. Все смотри на застывшего Рёрика. А он будто не постигал смысла услышанного. Он стоял как
– Народ думал, что она ведьма…– вкрадчиво продолжал Лютвич, все еще сидя за столом. – Это кто ж только такой подлый слух пустил…Верно, завистницы…Врагини…
– Мы тут ни при чем…– лепетала сквозь плач Любава, отступая к стене. Она вмиг забыла все наставления Умилы о том, что полагается говорить и как нужно себя вести. – Ни при чем…Это все народ…Люди…
– Любава…Воды…– строго напомнила Умила, желая поскорее заткнуть свою подопечную, которая оказалась не слишком стойкой.
Однако Любава не могла теперь не то что воды принести. Она была не в силах и слово вымолвить. Рёрик смотрел на нее с такой лютой злобой, что она боялась даже шелохнуться. Ведь еще совсем недавно она пыталась выставить погибшую Вольну предательницей, которая не умела любимого дождаться.
Вопреки тому, что сказанное Лютвичем прозвучало четко и никто этого не опроверг, Рёрик в услышанное не верил. Он пока не был готов допустить подобного.
– Брат, ты вернулся…– внезапное появление Харальда в дверях заставило всех обернуться.
До этого момента Рёрик не вполне осознавал новость о Вольне. Ему все казалось, что сейчас он выйдет из дому и легко отыщет любимую. Ну или нелегко, но отыщет. Но теперь, увидев грустного Харальда, смотрящего на него с сочувствием, он вдруг осмыслил произошедшее в полной мере. Вольна всего лишь человек. К тому же слабая женщина. Она смертна. И он уже не увидит ее.
– Харальд? – лишь брату Рёрик верил безоговорочно. Даже если весь город, сотня людей в один голос станут утверждать что-либо, он оставит это под сомнением, пока Харальд не подтвердит.
Вместо ответа сын принцессы Ингрид отвел взор в сторону. Этот жест был красноречивее любых слов.
– Как же…– Рёрик пошатнулся. Нет, это не он потерял равновесие. Это мир содрогнулся.
– Утонула, – удостоверил Харальд, понимая о чем его взглядом спрашивает брат.
Любава заревела в голос, прижимая ладони к промокшим щекам. Умила сердито оглядела девушку, но та тряслась в рыданиях и не смотрела на княгиню-мать.
– Чего воешь?! – заорал на Любаву невменяемый от горя Рёрик. Боль вырвалась наружу не слезами, а гневом. – Ты что мне говорила, змея?! Ушла она?! Не дождалась?! Так весной же еще! – Рёрик бросился к Любаве, которая отчаянно рыдала, вжавшись в стену.
– Харальд! – взвизгнула Умила, предчувствуя близящуюся расправу над своей воспитанницей.
– Нег, остановись! – Харальд попытался удержать брата.
Тем временем опомнившаяся Любава бросилась к Умиле и спряталась за нее, забившись в угол. Сама княгиня-мать тут же вскочила на ноги, степенно поправляя шаль.
– Сын, утихомирься! – Умила подала голос уверенно, однако было видно, что она оказалась не готова к подобному развитию событий. –
Невзирая на протесты матери, расстроенный Рёрик выволок из угла Любаву, сжавшуюся в клубок, точно напуганный еж. Грубо ухватив девушку за шиворот он без лишних слов потащил ее на улицу. Она рыдала и вырывалась, даже не успевая подняться на ноги.
– Опомнись, что делаешь, Нег? – на защиту Любавы вновь встал Харальд.
– Прочь с дороги! – гаркнул Рёрик, свободной рукой отпихнув старшего брата.
Харальда ослепила ярость, пылающая огнем в глазах брата. Таким свирепым он его еще не видел. Он знал, каким Рёрик бывает в бою, каким бывает на пиру, но он не видел его в горе.
– Да она-то тут при чем?..Отпусти ее…– Харальд понимал, что он здесь единственный, кто в вправе и в силах остановить Рёрика. – Иди, обмой лицо в роднике…Посиди под небом. И спать ложись. Все образуется…
Но Рёрик не слушал Харальда. Его обуяло неистовство. Теперь он все ясно видел. Умила всегда пыталась подсунуть ему Любаву. И вдвоем они выжили Вольну из дому. Она выбежала на улицу, даже не успевая собраться с мыслями, даже не взяв с собой кого-то для охраны.
Напуганные лица женщин сейчас не вызывали у Рёрика жалости. Они были ему отвратительны. Цветущая Любава, которую он с детства знал, как милую застенчивую девушку, превратилась в скользкую извивающуюся змею, готовую подло ужалить. А мать казалась коварной ведьмой, способной ради исполнения своих желаний на любую низость. Он просил ее присмотреть за Вольной, взять ту под покровительство, и вот как она выполнила его просьбу.
– Сын, пойди в опочивальню…Ты теперь не в себе, – зазвенел голос Умилы из-за спины Харальда.
Но огорченный Рёрик не обращал внимания на эти пустые слова, а может, даже и не слышал их. Сейчас ему было дело только до кричащей и выдирающейся из его рук Любавы.
Умила заохала, хватаясь за сердце, пытаясь таким образом привлечь внимания к своему самочувствию. Однако Рёрик теперь был слишком занят, чтоб отвлекаться на подобные фокусы. Лишь доверчивый Ингвар бросился к Умиле с ковшиком водицы. Хотя княгине ничто не грозило, в отличие от Любавы, которую Рёрик увлекал на двор. На лавке застыл удивленный Истома. Что до Лютвича – он стоял в стороне, пока не вмешиваясь в происходящее. Он наблюдал. И ждал.
– Опомнись, брат! – рассудительный Харальд бросился на улицу следом за Рёриком. – Что творишь?! Ты ж ей голову оторвешь! Шейка тонкая ж. Прекрати!
Не обращая внимания на окрикивающие его голоса, Рёрик тащил Любаву куда-то в сторону реки. Девушка рыдала, заламывая локти. Опухшее пунцовое лицо покрывалось слезами вновь и вновь.
– Пощади! Да люблю же я тебя! – плакала Любава, не понимая, что сейчас ее признания Рёрику омерзительны, как и она сама.
У него были простые и суровые взгляды. Потерю нельзя восполнить, но можно хотя бы утешиться. Найти виноватого и наказать сполна. Утопить Любаву в той же самой речке. Или свернуть ее тощую шею, как предложил Харальд. Главное, поскорее избавиться от этой лживой гадюки. И больше не видеть ее блестящих змеиных глазенок! А мать…Пусть смотрит!