Княжна Дубровина
Шрифт:
— До какой же? сказала Анюта, которая слушая старуху задумчиво опустилась на кресло у окна и глядла въ пышный садъ, разстилавшійся предъ ея глазами и сходившій къ рк.
— А до продажи. Продали бы Спасское.
— Какъ это возможно, воскликнула Анюта съ ужасомъ.
— А почему же нтъ? Разв князья Владимировы не продали Покровскаго? А господа Сухоруковы не продали Кузьминова, а господа… да что и считать, ваше сіятельство, не перечтешь ихъ — а купили ихъ откупщики, разночинцы всякіе, да все перевели, перестроили, переиначили и подобія не осталось въ этихъ барскихъ хоромахъ того
Анюта вздохнула.
— Зачмь, сказала она, — вы его такъ строго судите. Быть-можетъ онъ былъ бы не такой.
— Что же? Сюда бы пріхалъ? Въ нужды наши вникнулъ? Никогда этого не бываетъ отъ воспитанныхъ вдали господъ.
Анюта встала.
— Покажите мн гд комнаты моихъ сестрицъ.
Ей показали четыре комнаты внизу. Она отдала одну Агаш, одну Лид и одну Лиз и рядомъ съ нею помстила миссъ Джемсъ. Лиза была не довольна, но молчала, не смла на первыхъ порахъ возмущаться и спорить. Она чувствовала, что миссъ Джемсъ мало-по-малу сдлается ея первымъ супостатомъ, такъ она уже прозвала ее.
Анюта осмотрвъ весь домъ отправилась къ Маш и нашла ее устраивавшею свои комнаты и комнаты мужа.
— Пойдемъ въ садъ, сказала ей Анюта. — Онъ кажется прелестный, изъ оконъ я на него залюбовалась!
— Да, но все позапущено!
— Ахъ! да я это-то и люблю. Я не люблю выскобленыхъ аллей, обстриженныхъ деревьевъ, подстриженныхъ кустовъ и вымытаго и выглаженнаго какъ чистый воротничекъ миссъ Джемсъ, сада и рощи.
— Тутъ, сказала Маша смясь, — бояться намъ нечего, мы тутъ ничего подобнаго не найдемъ.
— Пойдемъ же, пойдемъ, торопила Анюта Машу.
— Не лучше ли, сказалъ Долинскій, сидвшій въ кресл у окна и глядвшій на большой дворъ, — начать съ храма Божіяго. Когда я гляжу, Анюта, на все то, чмъ Господь благословилъ тебя, я думаю, что теб и намъ надо начать съ того чтобы принести Ему свою благодарность.
— Правда, папочка, правда.
— Такъ и пойдемъ въ церковь.
Они созвали дтей и вс отправились въ церковь. Спшно вышелъ батюшка изъ своего домика; то былъ человкъ лтъ сорока пяти, очень благообразный и повидимому умный. Онъ спросилъ что прикажетъ княжна, но княжна обратилась къ дяд.
— Дядюшка, молебенъ, не правда ли?
— Спасителю или Божіей матери, спросилъ священникъ.
Анюта опять обратилась къ дяд.
Онъ понялъ вопросительный взглядъ ея и сказалъ:
— Благодарственный молебенъ, батюшка. Два дня прошли въ томъ, что Анюта, Маша и даже миссъ Джемсъ обходили все Спасское, любовались садами, рощами, видами. Миссъ Джемсъ великая любительница природы и барскихъ усадьбъ пришла въ восторгъ отъ Спасскаго и уяснивъ себ, что Анюта владтельница всего этого, возымла къ ней глубокое уваженіе. И не за одно это уважала она Анюту. Она вполн была ею довольна. Со всми ласковая и привтливая, Анюта держала себя съ достоинствомъ хозяйки и съ удивительнымъ сердечнымъ тактомъ умла, сохраняя свое мсто и положеніе, выдвигать впередъ своего папочку и показывать свою любовь
Но вотъ насталъ великій день рожденія Анюты. Еще наканун она отдала вс приказанія управителю и Ульян. На двор поставили столы для угощенія крестьянъ, пекли пироги, длали сальники, жарили баранину. Въ людской готовили угощеніе прислуг, а внизу въ столовой угощеніе для старыхъ слугъ и почетной дворни. Анюта во всемъ совтовалась съ папочкой и Машей и спрашивала у Ульяны, какъ бывало при прадд. Ульяна все помнила и подавала совты. Папочка выразилъ желаніе, чтобы всего было въ волю, кром вина.
— Вина надо умренно, чтобы не было пьяныхъ и никакого безпорядка. Для этого надо подносить вино крестьянамъ у другаго стола и чтобъ они подходили поочередно и за порядками смотрть одному изъ васъ.
— Митя старшій, сказалъ Ваня.
— Я! за мужиками, да я не сотскій, сказалъ Митя, смясь насмшливо.
Анюта взглянула на него.
— Папочка, сказала она, — разв я не могу стоять около стола, хотя съ Ваней, когда крестьяне будутъ пить за мое здоровье.
— Конечно, другъ мой, сказалъ Долинскій.
— Ну, Ваня, въ такомъ случа ты будешь моимъ адъютантомъ. Хочешь?
— Конечно, милая, сказалъ Ваня со своею свтлою улыбкой.
Въ это время пришли сказать Анют, что къ ней пришелъ священникъ.
Она приняла его. Онъ желалъ знать, въ которомъ часу начать обдню и будетъ ли молебенъ въ церкви или на дому.
Анюта обратилась къ дяд.
— Какъ скажетъ дядюшка, какъ ему угодно.
— Я думаю, сказалъ Долинскій, — что обдню надо начать, когда батюшк угодно и ему привычно, а мы уже будемъ готовы.
— У насъ позднюю обдню служатъ всегда въ девять часовъ, сказалъ священникъ.
— Такъ зачмъ же и мнять, отвчалъ Долинскій.
— Можетъ для васъ рано покажется.
— Нтъ, батюшка, сказалъ Долинскій, — не рано, а еслибы было и рано, мы бы встали; я не считаю приличнымъ заставлять васъ ждать службы Господней изъ-за нашей лни.
Священникъ казался довольнымъ и пріемомъ и такими рчами и ушелъ къ себ.
— Не опоздайте же, сказалъ Долинскій, обращаясь ко всмъ дтямъ, — это напоминаніе мене всхъ могло отнестись къ Анют; она привыкла въ продолженіе пяти лтъ къ аккуратности и ее никогда не допускали опаздывать.
На другой день, еще до перваго удара колокола, по дорог въ церковь потянулись одтые въ праздничное платье крестьяне и разряженные дворовые. Вс шли въ церковь съ любопытствомъ увидть и разсмотрть новую владлицу и участвовать въ угощеніи приготовленномъ для всхъ. И Анюта уже поднялась, уже сидла у отвореннаго окна, въ которое входилъ теплый, ароматами цвтовъ напитанный іюньскій воздухъ; она любовалась на роскошь развсистыхъ старыхъ деревьевъ, на зелень столтнихъ липъ, на сверкавшую между деревьями рку, на голубое небо. Она любовалась и чувствовала себя вполн счастливою. Это прелестное, широкое, роскошное Спасское принадлежало ей, а черезъ нсколько отъ нея комнатъ слышался говоръ лицъ ей дорогихъ и милыхъ. Она сознавала, что у ней все, все есть.