Кобра и наложница
Шрифт:
— Думаю, то же, что и ты.
Горячая кровь прилила к щекам Виктора.
— Ну, тогда я пойду. Э… э… мы увидимся позже, Кеннет.
Виктор так стремительно сбежал с лестницы, как будто бы за ним гнались церберы и хватали его за пятки. Кеннет возвратился в комнату Бадры. Он передумал расспрашивать начальника рабов. Почему Виктор был здесь? Почему именно в этом борделе? Какое-то неотступное чувство говорило ему, что скоро он все узнает.
Возвратившись в комнату, он разделся и нырнул в постель, обняв Бадру и крепко прижав ее к себе.
Она
Она перевернулась и спросонья посмотрела на него, отвечая на теплоту его нежных поцелуев, которые порхали по ее щекам и лбу. Кеннет поцеловал то место, где соединялись плечо и ключица, и слегка лизнул его. Ее кожа имела вкус соли, меда и страсти прошлой ночи.
Кеннет издал приглушенный стон, когда ощутил острый прилив неистового желания. «Никакой другой мужчина, — поклялся он сам себе, — никогда не будет обладать ею». Она принадлежала ему, с ним она была в безопасности.
Почувствовав его прикосновения, Бадра сильно задрожала. Он возьмет ее. Сейчас. Двигаясь быстро, как его тотем, Кеннет подвинул ее под себя. О, она была такая мягкая, такая покорная. Он поцеловал ее в шею и легонько лизнул, ощутив ее восхитительный вкус. От страсти ее глаза потемнели, она повернула голову и поцеловала его в губы.
Разведя коленями ее бедра, он устроился у ее ног и ринулся в теплые глубины колыбели наслаждений.
Он не сводил с нее восхищенных глаз, наблюдая, как от полученного удовольствия меняется выражение ее лица. Он погрузился в привычные мечты: они женаты. Может ли жизнь быть более сладкой, чем такая? Он в постели с женщиной, которую любил многие годы. Может ли быть зрелище более приятное, чем вид ее раскрывающихся навстречу ему губ, ее глаз, отражающих как рассветные лучи на горизонте, растущее в ней желание? Каждый следующий день обещает что-то новое. И он дал себе клятву, что сделает все, чтобы каждый прошедший день перетекал в новый, как драгоценное темное вино.
В течение долгих лет он страстно желал ее и мечтал о ней, и теперь она была его. Он предназначил ее для себя, и пути назад не было.
Наконец он позволил себе расслабиться, когда она крепко сжала его своими руками, со стоном произнося его имя. Тяжело дыша, Кеннет на минуту замер над ней. И потом упал лицом в подушку. Помня о своем значительном весе, он скатился с ее легкого тела, не выпуская, однако, из своих объятий.
Глубоко удовлетворенный, он лежал и поглаживал ее волосы. Ему надо было постоянно дотрагиваться до нее, чтобы поверить, что это был не сон.
— Доброе утро, — пробормотала она застенчиво.
— В самом деле, доброе, — улыбаясь, ответил он.
Все в мире было прекрасно. С помощью своих собратьев
Кеннет зевнул, когда она легко соскользнула с постели и, с присущей ей грацией, покачивая бедрами, направилась в ванную. В это время Кеннет оделся и позвонил, чтобы подали завтрак.
— И принесите много апельсинов, — приказал он слуге. На его губах появилась печальная улыбка. — Хотя моя наложница терпеть не может апельсины, но я их люблю.
Через несколько минут в комнату вошли молчаливые и расторопные слуги. Они поменяли постельное белье, взбили и разложили подушки и поставили на столик сандалового дерева серебряные подносы с едой и дымящимся турецким кофе. Они ушли, как только Бадра вернулась в комнату. Ее блестящие длинные темные волосы падали на плечи. Красный шелковый халат облегал ее тело. У Кеннета заколотилось сердце, когда он посмотрел на нее.
Бадра грациозно присела на пол и отпила немного кофе. Он смотрел на кусочки сладкого апельсина, посыпанного миндалем. Его рот наполнился слюной.
Он положил себе в рот ломтик апельсина, и его обжег странный жгучий вкус. Что это? Перец? Миндаль? Яд?
Кеннет нахмурился, отщипнул маленький кусочек апельсина и проглотил. Повинуясь инстинкту самосохранения, он отложил оставшийся ломтик и сделал несколько глотков чая. Несколько мгновений спустя его тело свело судорогой. Боже! Его отравили! Но кто? И зачем?
На лбу выступила обильная испарина. Все его тело свело. В чем дело? Внутренности горели огнем. Желудок свело так, что он согнулся пополам. Сердце забилось в бешеном ритме. Во рту была такая горечь, будто он объелся черной белены, которой травили заболевший ящуром скот.
Внезапно он все понял. Это был кантаридин. В небольших дозах он использовался как афродизиак. Это был очень подходящий яд для использования в борделе, так как многие мужчины употребляли его во время своих оргий. Никто бы и не заподозрил, что его убили. Власти решили бы, что он случайно принял большую дозу. Яд был в апельсинах. А ведь он сам сказал, что только он любит апельсины…
— Хепри, что случилось? — закричала Бадра.
Он схватил ближайшую посудину и засунул в рот два пальца. Он постарался вызвать у себя рвоту.
Когда все было закончено, он весь дрожал от слабости. Его мучили подозрения. Горло горело. Он слышал, что в таких случаях помогает холодная вода. Он поднял голову и увидел, что Бадра с озабоченным видом стоит около него. В руках у нее был стакан воды. Кивком головы он поблагодарил ее и жадно выпил.
— Что случилось? — спросила она, нахмурившись.
Кеннет выдавил из себя слабую улыбку.
— Полагаю, что я люблю апельсины уже не так сильно, как раньше.
Немного позже его стали немилосердно терзать последствия приема кантаридина. В паху разгорелось пламя. Все отвердело, как камень. Кеннет повернулся к Бадре, которая в это время проводила урок чтения. Схватив ее за руку, он прижал ее к своему колену.