Код Маннергейма
Шрифт:
Я решил провести рекогносцировку. Необходимо осмотреть дорогу между Лхасой и Шигатцзе и определить наиболее удобные с военной точки зрения места для будущих засад. Кроме того, не скрою, мне очень хотелось побывать на празднестве в Лхасе и своими глазами увидеть то, о чем читал в докладах Гомбожаба Цыбикова. Несколько лет назад он под видом паломника проник в Лхасу и даже сделал там немало фотографических снимков — для этого камеру пришлось прятать в молельный барабан.
В разведочной вылазке меня сопровождали Тенцинг и несколько доверенных монахов из Брайбуна. Минуя Лхасу, горной тропой мы вышли на дорогу, которая, причудливо петляя по склонам, уходила
Дорога протяженностью 80 верст делала обширную петлю вдоль обрывистого берега высокогорного озера Ямдок-цо. Повсеместно у дороги встречались развалины древних мандонов — сложенных из камня валов, украшенные молитвенными надписями. Неподалеку от озера, в одной из горных расселин, мы устроились на ночлег. Стоял конец февраля, в Тибете — вполне весеннего месяца, и днем яркое горное солнце прогревало воздух. Однако ночи очень холодны — чтобы не замерзнуть, нужно постоянно поддерживать костер.
К полудню следующего дня мы вышли к долине, по которой от истока несла свои воды одна из величайших рек Азии — Брахмапутра. Обрывистые берега реки соединял шаткий подвесной мост. Сразу за ним дорога пропадала из виду, скрываясь за скальными уступами. В нескольких десятках километров отсюда располагался город Шигатцзе. Вдали виднелась исполинского размера каменная стена, находящаяся на территории монастыря Ташилунпо — резиденции панчен-лам, вторых лиц в религиозной тибетской иерархии. На эту стену в дни больших праздников вывешивали огромную тханку — буддийскую икону из раскрашенного холста с изображением Будды-Майтреи.
Немного передохнув, мы отправились в обратный путь к Лхасе и к вечеру следующего дня благополучно добрались до столицы Тибета. Вышли в долину реки Кичу и увидели раззолоченные заходящим солнцем крыши храмов и дворца Потала — ныне занятой англичанами резиденции Далай-ламы.
Отправив лошадей в монастырь под присмотром одного из монахов, мы влились в толпу паломников, пришедших в Лхасу. Как и многие вокруг, одной рукой я вращал по часовой стрелке молитвенное колесо — металлический барабанчик на короткой рукояти с цепным противовесом, а другой — перебирал четки из 108 бусин. Проделывая эти манипуляции, я неспешно двигался в толпе по кольцевой улице в обход увенчанного солнечным колесом дхармы храма Джокханг.
Над толпою, ни на минуту не затихая, шелестела произносимая тысячами губ вечная молитва «Ом мани пад-ме хум». Крыши Поталы и храма нестерпимо сияли.
Двигаясь, я исподтишка делал наблюдения. Дворец расположился на высокой скале. Вверх к этому огромному, состоящему из трех частей зданию ведут три лестницы, которые начинаются на широкой площади, раскинувшейся у подножия скалы.
Центральная часть дворца — красновато-коричневая, как цвет монашеской одежды. Боковые крылья — белоснежные. От мощного фундамента вверх уходят пятнадцать этажей. Внизу, на площади, разбит большой военный лагерь (я насчитал десять палаток), устроена крытая коновязь, не менее чем на сотню лошадей. Лагерь обнесен частоколом и хорошо охраняется. Внутри периметра заметна неспешная подготовка к отправке транспорта. Несколько тибетских повозок, в которые местное население запрягает яков, уже укрыты грубой холстиной и затянуты веревками, другие продолжают загружать деревянными
На площади, заполненной паломниками, солдат не видно, но на крыше дворца и других прилегающих к площади зданий установлены пулеметы, а у ворот лагеря — даже два легких горных орудия.
Вместе со своими спутниками я прошел в тяжелые кованые ворота храма. Перед этим сопровождающий нас лама обмазал мне и Тенцингу лоб и губы топленым маслом из небольшого горшка. Маленькая, замощенная камнем площадка при входе в храм, блестит, натертая миллионами паломников. Здесь они надевают на руки специальные скользящие деревянные накладки и, растягиваясь во весь рост, ползком двигаются к святыне. Многие перед этим связывают себе колени. Тенцинг объяснил — чтобы причаститься, таких падений ниц нужно сделать не меньше десяти тысяч, но я удовлетворился несколькими.
У входа в храм — бронзовые сосуды с благовониями. В стороне, в огромном закопченном котле, варится цзамба, и каждый богомолец может получить свою порцию.
Внутри храма тускло горят несколько светильников на ячьем масле. При входе — страшные изваяния докшитов, защитников веры. Повсюду шмыгают рыжие мыши — молясь о богатом урожае, тибетцы разбрасывают на алтаре ячмень. В глубине храма высится огромная статуя сидящего молодого Будды, сделанная из золота, меди и серебра и богато инкрустированная драгоценными камнями. У Будды несут караул несколько монахов.
Мы покинули храм и в толпе паломников устремились вниз — к площади у подножия дворца Далай-ламы.
С крыши дворца протянуты несколько канатов, на величественных лестницах расположились многочисленные группы ряженых — вот-вот должно начаться представление мон-лам, посвященное новогоднему празднику.
Рекогносцировка произведена, более того — побывав в Лхасе, я составил себе ясное впечатление о численности и вооружении будущего противника. Можно возвращаться в монастырь, но любознательность победила здравый смысл, и я решил задержаться в Лхасе, чтобы увидеть религиозное представление. В самом скором будущем мне придется горько пожалеть об этом решении…
С площади раздаются, сливаясь в единый странный ритм, звуки — это тибетский оркестр исполняет своеобразную праздничную увертюру. Инструменты в основном ударные — среди барабанов попадаются человеческие черепа, по которым бьют с не меньшим энтузиазмом. Ритм дополняется звоном колоколов, цимбалов и различными духовыми, где есть трубы из большой берцовой кости.
Изменяя ритм, оркестр управляет движениями танцоров в центре площади. Тенцинг объяснил, что вот этот — в фиолетовом плаще с розовыми полосами и ярко-красной маске быка с огромными рогами — владыка мертвых Яма. Вокруг него кружатся в неистовом танце властители кладбищ в черных балахонах, на них нарисованы человеческие скелеты. С крыши дворца к площади по натянутым на головокружительной высоте канатам устремляются акробаты, а по ступенькам лестниц спускаются все новые группы танцоров — представление набирает силу.
К тому моменту, когда на импровизированной сцене появился старик в белых одеждах с длинной седой бородой, мы уже успели спуститься на площадь.
Протискиваться сквозь огромную плотную толпу не было смысла, и мы с Тенцингом попытались найти место повыше, пробираясь среди групп паломников. Получив неожиданный толчок в спину, я хотел обернуться, но тут мне на голову набросили мешок. Мокрая ткань издавала удушливый запах. Я, задыхаясь, вздохнул поглубже и потерял сознание.