Код нового мира
Шрифт:
— Что за черт? Так быстро отъехали грузовики? Быть не может. — Райвер вышел на дорогу и встал на пути у приближающейся машины. Это был вишневого цвета «мерседес». Когда он остановился, Райвер подошел обратно к Джеффу.
— Дай-ка зажигалку. Я, кажется, знаю эту машину.
Офицер, до этого момента угрюмо разглядывавший асфальт под ногами, вынул из кармана зажигалку и протянул ее Райверу.
Из автомобиля вышла высокая черноволосая женшина в строгом костюме. Она уверенно направлялась к сержанту. Тот смотрел на нее исподлобья и поджав губы.
— Добрый вечер, сержант Райвер, — надменно поприветствовала она его. — Знаете ли…
— Нет, — просто ответил Райвер.
— Что — нет? Не знаете? А я объясню…
— Нет — значит «не сержант».
Райвер вытащил из нагрудного кармана удостоверение
— Забудьте про меня, мисс Венли.
Ник, Дана и Райвер встречали раннее утро на обочине Тауэрского моста. Все трое задумчиво провожали глазами течение реки, и каждый пребывал в своих мыслях, не смея нарушать тишину. Райвер выбросил пистолет в воду вместе с полицейским жилетом, осознавая, то ему придется за это отвечать перед инспектором. Почему-то его это не слишком заботило. Он снова и снова прокручивал дневной разговор с Оливией Венли.
«Что вам известно о человеке по имени Виктор?»
Райвер первым осмелился прервать молчание.
— У меня к вам один вопрос. Он очень важный, для меня, для вас… и для Киры. — Дана и Ник одновременно повернули головы к нему. — Что вам известно о человеке по имени Виктор?
ЧАСТЬ 3.
1.
«На этом наш вечерний выпуск новостей можно подвести к концу…»
С силой надавив красную кнопку на пульте, Доллес Райвер отбросил его в сторону и расслабленно вытянулся на диване. Как только погас экран телевизора, в комнате повисла тягостная тишина, и уже через пару минут Райвер не поднимаясь шарил рукой возле себя в поисках пульта. Это уже вошло в своеобразную традицию. Каждый день, по нескольку раз Райвер сидел у телевизора и с замиранием сердца ждал хоть малейшего упоминания о «Лондонской резне» в новостях. И после этого выключал телевизор, разочарованно швырял пульт, но тут же снова включал. Почему-то он не мог терпеть этой тишины, хотя до той самой ночи он ценил именно ее — именно в тишине ему удавалось по-настоящему отдохнуть, подумать, отвлечься от суеты.
Так Доллес Райвер жил уже месяц — включая и выключая телевизор и следя за каждым выпуском новостей. Он не планировал искать новую работу, у него оставались кое-какие сбережения, которые теперь не позволяли ему голодать. К тому же Райвер понимал — он не сможет ничем заняться, пока не закончит то, что начал, пусть он уже и не являлся полицейским офицером. За месяц безработной жизни Райверу удалось нормально поспать всего пару раз, и то при помощи сильнодействующего снотворного. Дальше употреблять таблетки он не решился — побоялся привыкнуть. В остальные ночи он ворочался с боку на бок, прислушивался к звукам телевизора, старался отогнать навязчивые мысли, но если даже ему и удавалось заснуть на пару часов, то во сне обязательно являлись окровавленные тела, Стюарт Доули, девчонка с черно-красными волосами и японские убийцы. Спустя эти пару часов Райвер подскакивал и уже не подумывал о том, чтобы уснуть. Он глотал крепкий кофе, сидел за компьютером, пролистывая полицейские хроники, но не находил ничего ему интересного.
Создавалось впечатление, что за месяц не предпринялось ничего для поиска Тори Икидзара. В новостях не упоминалось этого имени — приказом «свыше» было запрещено любое упоминание о наемнице. Убийцу нескольких полицейских назвали террористом, который был убит там же, на крыше дома в Харвуд-Плейс. Жители Лондона, безусловно, приняли это. Но не Райвер. Он-то точно знал, что Тори не нашли ни тогда, ни теперь. И, по всей видимости, и не пытались искать.
Райвер не спешил вступать в игру, которую затеял кто-то очень могущественный, раз удалось привлечь такого человека, как Тори. Он был лишен привилегий полицейского, и возможностей у него было меньше, а потому и решил дать полиции шанс. К тому же, он абсолютно не представлял, что он сможет сделать. Своими глазами Райвер видел, как Тори спрыгнула с крыши, но никаких следов на земле не было обнаружено. Даже крови на траве. Райвер думал об этом днями и ночами, но так и не смог найти разумное
Возможно, полиция признала свое бессилие. В конце концов, Тори отыскала своего заклятого врага Джеймса Хилтона, расправилась с ним, завершила порученное задание в Харвуд-Плейс, покончив с любопытной особой, которая могла пролить свет на это дело. Такой человек, как Оливия Венли, вполне мог распорядиться прекратить дело и вообще уничтожить все данные по нему. Словно ничего и не было. Главное — не посеять панику среди горожан, а Тори вроде как и не вернется — ее ждут другие дела, за пределами Британии.
Помешивая кофе, Райвер смотрел за окно, в темноту, и безостановочно думал. Он прекрасно знал о таких делах, которые свели с ума не одного полицейского. Проходили годы, преступников не находили, дело отправляли в архив, а те, кто расследовал это дело, и на пенсии продолжали поиски. Что бы там ни было вначале — жажда справедливости, ответственность за должность или же просто любовь к загадкам — в любом случае с годами это перерастало в одержимость. Райвер лично знал одного такого офицера, который проработав сорок лет в полиции, даже в свои семьдесят продолжал думать об одном деле — убийстве тридцатилетней давности. Случай был банальным — известный банкир застрелился у себя в особняке, возле него лежал пистолет с отпечатками, которые принадлежали ему самому. Разумеется, все сочли это за самоубийство, тем более, что долгов у него накопилось больше, чем он заработал бы за несколько лет, и в любой момент несчастный банкир мог лишиться всего — дома, банка, особняка и даже жизни. Но того самого полицейского не устраивала версия самоубийства. Тридцать лет он уже занимался поисками убийцы. На работе над ним посмеивались, махали руками, и не обращали особого внимания, считая его сумасшедшим. Однажды Райверу довелось побывать у него в гостях — и тот самый полицейский, Клод Фердсон, не поленился показать ему все материалы дела. Тогда-то Райвер и понял, что такое одержимость. Невообразимо огромный сбор данных — несколько коробок, заполненнных записями допросов, результатами работы экспертов, опросы свидетелей, сотни мегабайт записей видеокамер на дисках, десятки кассет с записями разговоров тех, кто не рискнул давать показания на бумаге… Однако, Райвер поразился тогда не сколько одержимости, сколько объему проделанной работы. Он был знаком с тем делом, и был вынужден признать, что банкир и вправду застрелился. Но, он был уверен, будь это убийство, такой, как Фердсон, непременно бы докопался до сути.
Теперь Райвер начинал бояться — как бы дело о «Лондонской резне» не довело бы его до такого состояния, в котором находился все эти годы Фердсон. Кто знает, может Тори и в самом деле исчезнет из страны и никогда больше не появится, а он будет день за днем искать, искать и искать, ходить по черной комнате в поисках черной кошки, которой там к тому же и не будет. С другой стороны, может этого ему и не хватало? Той самой одержимости, что подгоняла Фердсона? Быть может, только так и удастся положить конец для клана Ямата-но ороти? Интересно, что бы сделал на месте Райвера Фердсон?
Райвер глотнул кофе и поморщился — горечь во рту стояла ужасная. Мысли его переключились к другому сыщику, который хоть и не имел образования по этой части, однако успел переплюнуть его самого. Наверное, Кира была единственным человеком, кто смог бы докопаться до сути, или, по крайней мере, оказать неоценимую помощь. Благодаря стараниям Тори Икидзара Райвер остался лишен всего — даже того же Доули, который в свое время помогал, как мог.
Разумеется, в полиции остались пара знакомых, к помощи которых он мог прибегнуть. Но захотят ли они помогать? Что, если дело решили закрыть? Тогда, вероятнее всего, было дано распоряжение держаться от всей этой грязи подальше, и вряд ли кто-то захочет расстаться с должностью из-за одержимости Райвера. Он признался самому себе, что его мотивом является ни что иное, как личная неприязнь, даже ненависть к Тори. Она не просто нарушила закон. И даже упрятав ее за решетку, Райвер бы не испытал облегчения — только ее смерть лишила бы его душу беспокойства. Это будет справедливо, думал он.