Код розенкрейцеров

Атеев Алексей Григорьевич

– Отчего не присмотреть, – согласилась хозяйка. – И покормлю. Ступайте себе.

И Олегов почти бегом рванул на станцию. Свою Людмилу он увидел сразу. Она сидела на одинокой станционной скамейке, казалось, о чем-то глубоко задумавшись. Олегов подошел вплотную. Она его не замечала.

– Людмила, – сказал он вполголоса, – что это значит?

Она подняла голову и перевела взгляд на мужа.

– Как тебя понимать, Люда?! – довольно громко, поскольку вокруг не было ни души, спросил Егор. – Мы пришли из лесу, в доме пусто, во дворе пусто

и в огороде… Мы голодны, мы в тревоге…

– Знаешь, Егор, я тебе изменила, – без всякого выражения произнесла Людмила.

– Что? – не понял Олегов.

– Изменила, – повторила она жестяным голосом.

– Как изменила?! Почему?! Когда?! Что ты за глупости такие говоришь? Мы кушать хотим… Я и дети… Я ничего не могу понять.

– Неужели не понял? – спросила Людмила, и в голосе ее почувствовалось слабое любопытство. – Конечно, я знаю, что виновата. Вы голодны. А я тут. Сейчас бегу исправляться. Прости меня, милый.

До сих пор жена не называла Егора милым. И стоило ей произнести это волшебное слово, как до Олегова дошел смысл сказанного ею.

– Изменила? – в величайшем изумлении спросил он. – С кем?

– Какая разница?..

– Уж не с этим ли старым пердуном Коломенцевым?

Она молчала.

– Ты шутишь? – Но Егор и сам понимал, что жена отнюдь не шутит.

Людмила поднялась, тяжело вздохнула, потом сощурившись посмотрела на мужа:

– Пойдем, ведь вы проголодались.

– Как ты могла?!! – заорал Олегов что было силы. – Как ты…

– Э-гей, товарищи, – встрял проходивший мимо сцепщик и усмехнулся, – чего это вы голосите? Нельзя тут кричать, место казенное. Выпил, паренек? – обратился он к Егору. – Выпил, так пойди проспись, с каждым случается, а глотку на бабу нечего рвать.

– Я вас прошу… – умоляюще сказал Олегов сцепщику, – я вас прошу не вмешиваться.

– Вот тебе раз! – изумился работяга. – Я тихо-мирно, а он… Ты что же, паренек, на грубость нарываешься? – Он снисходительно оглядел щуплую фигуру ученого, очки и лысину. – Он, дамочка, вас обижает?

– Все в порядке, – спокойно ответила Людмила.

– Нет, не все!!! – заорал обманутый муж.

– Батюшки, – всполошился сцепщик, – да он вас покалечит. Нужно в милицию… Он псих прямо.

– Прошу вас, товарищ железнодорожник, – умоляюще произнесла Людмила, – не обращайте на него внимания. Перегрелся, должно быть, на солнце, вот и занервничал.

– Это бывает. Странный все же вы народ – дачники, – понял, наконец, с кем имеет дело, сцепщик, покачал головой и пошел по своим делам.

– Не нужно театр устраивать, – попросила Людмила. – И дома тоже. Особенно перед детьми.

– Театр?! Это я… театр?! Ты… Ты… Ты сука! – наконец произнес он.

Людмила с легким изумлением посмотрела на разгорячившегося мужа. До сих пор она не слышала от него подобных слов.

– Послушай, Егор, – сказала она, – давай объяснимся, только спокойно, без аффектации. К чему эти выражения, к чему пафос? Ведь тебе, по сути, наплевать,

что случилось. Не так ли? Ты ведь сейчас думаешь о своей карьере. Как отнесутся в институте, узнав о разводе.

– О каком разводе? – всполошился Олегов.

– О нашем. Ведь после всего случившегося я должна уйти от тебя… Или ты от меня.

– Уйти? Но как же… А дети? Они кушать хотят.

– Детей я накормлю и тебя накормлю, ну а дальше…

– Но как ты могла с этим мерзким стариком?

– Опять ты за свое. Хорошо. Если желаешь, объясню. Этот, как ты его называешь, старик глубоко несчастен. Он одинок, заброшен, он доведен до ручки, и не без твоей, кстати, помощи. Он человека убил и сам пытался покончить жизнь самоубийством.

– Кого это он убил?! – с интересом спросил Олегов.

– Не перебивай! Он благородный. Таких нет давно уже. Ты втравил его в эту историю с тетрадками, которые нашел на чердаке. Сам струсил, а его заставил разбираться. Вот он и впутался в скверную историю. Да, я была с ним близка, но это – порыв. Я чувствовала свою вину перед ним.

– И на этом основании ты дала ему? – саркастически спросил Егор.

– Фу, как грубо! Быстро же с тебя сошла интеллигентность.

– Я же еще и виноват!

– А кто?! Конечно, ты. Черствость, холодность, занудство, наконец. Я только и слышу: кушать, кушать. Ни ласкового словечка, ни капли внимания…

– Так, – сказал Егоров зловеще. – Я убью его.

– Ты?! – засмеялась Людмила. – Тоже мне, Отелло выискался!

Сравнение с шекспировским героем окончательно вывело Олегова из себя. Но он не бросился на неверную жену с кулаками, наоборот, ученого словно обдало ледяным холодом. Голова заработала четко и ясно. Так, во всяком случае, ему казалось.

«Убью мерзавца, – произнес он про себя. – Только так можно смыть позор. Придушу подлую тварь, так ловко втершуюся в доверие. Перегрызу его индюшачью шею. Развратник старый!»

В это мгновение за спиной разбушевавшегося аспиранта раздался грохот приближающегося поезда. Олегов оглянулся. Вот он, выход. «Сейчас же в вагон и в город. Найду там старого козла и прикончу его. А там будь что будет». И Егор опрометью бросился к вагону.

– Куда ты?! – закричала Людмила. – Вернись! Вернись сейчас же!

Но неистовый рогоносец уже ничего не слушал.

ГЛАВА 15

Было уже совсем поздно, когда мукомол Коломенцев вернулся на пепелище, каким ему представлялась собственная обитель. В комнате по-прежнему царил разгром. Игорю Степановичу тотчас же вспомнилась дешевая попытка самоубийства, бессмысленная суета, идиотское малодушие. Может быть, стоило довести все до логического конца? Ведь если бы он поставил точку, то не было бы того позора, какой он пережил позже. А так – получается просто какая-то уголовщина! Сначала убийство, потом пошленький адюльтер и, наконец, вербовка в шпионы.