Код розенкрейцеров
Шрифт:
– Это и не понадобится. Ты сделаешь, как я сказал.
И она очень скоро вновь отправилась к профессору. В третий визит он сделал ей предложение. Елена вежливо отказала. Максаков пришел в отчаяние. Он всплескивал худыми, словно птичьи лапки, ручками, тряс седовласой головкой, он умолял.
Елена вела себя сдержанно, но не без кокетства. Она позволила взять себя за руку и даже дотронуться до груди. Правда, дальше поцелуя в щечку дело не пошло. «Прыткий старичок», – решила про себя девушка. Максаков наконец не выдержал. Он с гордостью сообщил, что его коллекция стоит очень больших денег,
Старичок распалился до предела. Однажды он не выдержал. Запинаясь и всхлипывая, он поведал Елене, что составил завещание, в котором оставляет все ей.
– Теперь мы нанесем ему визит вдвоем, – сказал Станислав, узнав о завещании. – Должен же я познакомиться со своим будущим зятем. Родственными связями нельзя пренебрегать.
– Как же ты туда поднимешься?
– А нянька для чего? Дотащит.
– Но зачем тебе с ним видеться?
– Чтобы расставить все точки, – загадочно ответил Станислав.
– А это кто? – недоуменно спросил Максаков, когда на пороге рядом с Еленой возник Станислав вместе с нянькой.
– Мой брат! – коротко отрекомендовала его Елена.
– Кажется, я его уже где-то видел. Ах да. В анатомичке.
Он недоуменно взирал на Станислава, потом просиял.
– Значит, ты решилась?
– Вы говорите о женитьбе? – поинтересовался Станислав.
– Именно, мой друг. Именно! Конечно, по правилам этикета я должен прийти к вам, а не вы ко мне. Но, увы… Впрочем, мой визит еще впереди. В случае согласия, конечно.
– Честно говоря, – сообщил Станислав, – я явился, чтобы, так сказать, обсудить некоторые щекотливые вопросы.
– Какие, например?
– Дело в том, что мы с сестрой, как бы это сказать, очень близки. Не можем жить друг без друга…
– Конечно, я понимаю. Ваше заболевание… Видимо, болезнь Литтла?
– Дело не в болезни. Хотя, возможно, причина нашей близости именно в ней. Елена для меня и сестра, и нянька, и друг, и… – он подумал, – может, это несколько обидно звучит, – и собака.
Максаков поморщился.
– Не стоит кривить губы, профессор, вы же отлично знаете – уроды несколько отличаются характером мышления от обычных людей. Так вот. Я, возможно, произнесу бестактность, но вы уже не юноша. Выходя замуж, Елена должна быть уверена, что в случае вашей кончины ее дальнейшая жизнь будет обеспечена.
– Но я же говорил! – с раздражением перебил Станислава Максаков. – Все мое достояние отойдет ей по завещанию.
– Хотелось бы посмотреть на него.
– Вздор! С какой стати?!
– Будем называть вещи своими именами. По сути дела, вы покупаете мою сестру.
– Да вы, молодой человек, циник!
– Станешь тут циником!
– Хорошо! – Максаков выскочил из комнаты, но почти тотчас вернулся, держа в руках лист бумаги.
– Убедитесь! – он сунул бумагу под нос Станиславу.
Тот прочел документ, удовлетворенно кивнул головой.
– Все верно. Ты, Елена, его законная наследница. Всего имущества, включая коллекцию картин. Но есть еще одна деталь. Законна ли ваша коллекция? Не возникнут ли во время описи определенные нюансы…
– Какие
– Происхождение картин. Подобным полотнам место в музее, не правда ли? Оценщик – а призовут наверняка человека, знающего, что место Рубенса в Эрмитаже, – не замедлит заинтересоваться, откуда.
Максаков замялся. Он нервно заходил по комнате, поглядывая то на картины, то на своих гостей.
– Резонно, – сказал он наконец. – Но все картины приобретены законным путем. На часть имеются документы, расписки продавцов, а остальное, как говорится, теряется во мгле лет. Я начал собирать коллекцию, еще проживая в Ленинграде, задолго до начала войны… Сюда, в Тихореченск, приехал, не привезя ничего, кроме нескольких наиболее ценных полотен. Остальную часть коллекции, честно говоря, припрятал, а уж потом съездил за ней. Кроме того, я пополнял коллекцию. Покупал, менял…
– Объяснили вполне доходчиво. Но вот еще…
– Меня начинает утомлять наша беседа.
– Потерпите чуток. Вдруг объявится еще один наследник?
– Вздор. Какой еще наследник? Я же говорил, я совершенно одинок.
– Настоящий владелец картин.
– Все! Все! Разговор окончен! У меня голова заболела. Прошу вас, молодой человек, покинуть мою квартиру. А ты, Лена, решай.
– Она-то, конечно, решит, – перебил его Станислав, – но все же. Ведь картины не ваши. Вы их, так сказать, присвоили. Причем это наиболее мягкое определение.
– Убирайся отсюда!
– Убирайся?! Ладно! Я тебе хочу, дорогая сестрица, рассказать об этой, так называемой коллекции. У твоего обожаемого профессора имелся двоюродный братец. Так сказать, кузен. Этот самый кузен и положил начало коллекции. Причем собиралась она вовсе не десятилетиями, как пытается представить гражданин Максаков, а всего год-полтора. В разгар блокады.
Максаков молчал, выкатив глаза на Станислава.
– Итак, кузен профессора был человек весьма оборотистый и, видимо, неглупый. В городе царил голод. Люди были готовы отдать за еду все что угодно. А тут брат – анатом. Специалист, так сказать. Не буду тебя волновать, рассказывая, какими способами они доставали еду. Неприятный был бы рассказ.
– Вы… Вы!!! – завизжал Максаков и сделал попытку броситься на Станислава, но из-за спины инвалида вышла нянька и загородила собой кресло.
– Так они и работали, – продолжил Станислав, не обращая внимания на вопли профессора… – Один производил, другой обменивал продукт. Деловой народ! Потом блокада была прорвана, и кузены решили уехать от греха подальше. Прибыли в наш городок, благо тут имелся медицинский институт. Однако жадность, как известно, до добра не доводит. В один прекрасный день наши родственнички повздорили. Предмет ссоры – все та же пресловутая коллекция. Каждый хотел владеть ею единолично. Твой жених думал-думал и решил устранить совладельца. Тяжело, конечно, но решился. Причем выбрал весьма оригинальный способ сокрытия преступления. Где лучше всего прятать труп, как не среди трупов других. Благо в его хозяйстве их было достаточно. Братца он… того, и засунул в ванну с формалином. Предварительно придав тому, конечно, соответствующий вид. Что и говорить, отлично справился с решением задачи. Кузен уехал неизвестно куда, так он всем объяснял.