Кодекс Крови. Книга Х
Шрифт:
Чем ближе они подходили, теме меньше помнила Милица. Дальнейшее вспыхивало в памяти рваными отрезками, где Его Святейшество объявил торги на «слияние» с ней. Кто-то их даже выиграл.
Она возлежала посреди стола в центре поверх белоснежной мягчайшей скатерти. Одежда на ней исчезла, бёдра были широко разведены, а между ними ритмично двигался кто-то из воинов в золотой маске солнца. Были и другие «солнца», её переворачивали, словно безвольную куклу, десятки рук касались её кожи, силясь погасить пожар внутри, но не принося облегчения.
Но поверх этих масок она запомнила
В следующий раз она пришла в себя уже в своих апартаментах. Ей сообщили, что слияние прошло успешно, остальное ей привиделось от настоя. Она всё также жила у себя, пока лекарь не подтвердил, что Рассвет благословил её ребёнком. За месяцы беременности воспоминания стерлись, осталось лишь предвкушение материнства. Она хотела было пригласить к себе отца, но слуги сообщили, что он не в резиденции. Весточку домой они приняли, но ответа так и не поступило.
Следующий виток ужаса Милица испытала, когда за несколько дней до родов её провели в подземелья и оставили в кельях с другими роженицами. Там она слышала всякое, но старалась ничему не верить. Скоро всё должно было закончиться, и они с малышом вернулись бы в свои апартаменты. Но всё только начиналось. Перед родами её вновь опоили какой-то дрянью. А после сообщили, что её сын умер. Она горевала два месяца, а после её вновь принялись готовить к слиянию с Рассветом. Милица пыталась отказаться от настоя, но его влили силой. Она пыталась сбежать, за что была наказана и отдана на потеху паладинам в подземелья.
Она пыталась сопротивляться, но её сила Рассвета была слабее. И этот круговорот насилия, боли, безысходности продолжался из года в год. Хуже всего было то, что она иногда узнавала кого-то из друзей отца в своих насильниках, и как же она молилась Рассвету, чтобы отца не оказалось среди них.
Полвека пролетели незаметно в перерывах между одурманиванием и постоянными беременностями. Сорок четыре дитя — таков был её результат за это время. Сорок пятые роды обещали быть такими же, но что-то пошло не так. Появились незнакомцы, а с ними и отец. Не помня себя от боли и отчаяния, Милица думала, что это очередные видения. Она просила, умоляла, обвиняла, она выливала всю свою боль, но внезапно ей ответили.
Видение оказалось реальностью.
Все пошло не так, как обычно. После родов Милица чувствовала себя на удивление хорошо, что и позволило ей заметить, как незнакомец в плаще с двумя половинками солнц куда-то потащил Его Святейшество. Дождавшись, пока он покинет одну из родильных келий, Милица заглянула туда. Альб Ирликийский сидел на деревянном кресел в беспамятстве. Выглядел он паршиво.
«Чтоб ты сдох, тварь! — застряли в её горле слова ненависти к этому ни разу не святому человеку. — Чтоб ты получил по заслугам за всё, что мы терпели из года в год!»
Милицу потряхивало, она не могла взять себя в руки. В глазах появились белые мушки. Упёршись в стол с варварскими инструментами, девушка сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь прийти в себя. Зрение прояснилось, и взгляд девушки упал на скальпель с блестящей отточенной кромкой. Сама не помня себя, она наблюдала как чьи-то бледные тонкие пальцы
Рука Милицы не дрогнула. Скальпель раз за разом входил в шею Его Святейшеству, заливая алой кровью её родильную рубашку, его грудь, а девушка всё не могла остановиться. Она жадно ловила каждый вдох, вырывающийся из него, пока виновник всех её бед, наконец, не обмяк. Вся в крови с макушки до пят Милица не жалела. Нет. Она б сделала это снова и снова.
Скальпель выпал из мокрых от крови рук, звякнув о металлическую окантовку родильного кресла.
— Что же ты наделала, дорогая… — услышала она за спиной тихий женский голос. Появиться его владелице было неоткуда, ведь Милица сама заперла дверь на задвижку. — Он бы и так получил по заслугам, а теперь…
Милица смотрела на блондинку, вышедшую из тени. Та осторожно принялась отжимать кровь Альба с одежды в какую-то посудину.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — пожала плечами блондинка.
Света возилась с малышами. Они были удивительно смирными под присмотром Хельги.
— Тебе бы цены не было в акушерстве, — улыбнулась лекарка, повторно и уже более тщательно изучая своих маленьких пациентов. Первичный осмотр проводился в дикой спешке, ведь Света должна была успеть принять пять родов.
— Всегда любила детей, — грустно без улыбки ответила Хельга, склоняясь над одним из малышей и поправляя его светлые вихры на голове. — Они чисты и искренни в своих реакциях. Не испорчены любым из миров и людьми.
Света пристально взглянула на северянку и мгновением позже сообразила, что так и не рассеяла диагностирующее заклинание. Под взглядом лекарки проявлялись усилившиеся и расширившиеся энергоканалы Хельги, налившиеся силой энергетические узлы, где бурлила магия.
«Удивительно, будто совершенно другой человек», — мелькнула мысль у Светы, ещё больше она оцепенела, когда заметила изменения в структуре проклятия Хельги. Они стало более рыхлым и не таким ярким, что ли…
«Миш, ты должен это видеть! У Хельги что-то не так с проклятием», — честно сообщила Света, полагая, что эта информация стоит внимания жениха.
Я разглядывал тело женщины, вероятно, подарившей мне жизнь. Красивая. Для всех сыновей их мамы самые-самые… Но Райана была действительно экзотически красива.
«Ещё бы… смесь богов и эргов… Наследственность могла бы быть шикарная».
Я задумался. Ведь по крови наследственность всё ещё могла передаться дальше. Но у меня-то всё передалось с душой. Как теперь разделять? Тот же старый барон Комарин удовлетворился продолжением кровной линии Комариных, приняв как данность смерть души внука. А Райо, напротив, признал наследство по душе, а не по крови. Надо бы пообщаться на эту тему с нойоном Северином. Старый шаман лучше меня разбирался в душах.