Кодекс Крови. Книга I
Шрифт:
— Скажешь, что ты от Агаты! — услышал я последние слова «бабушки», практически зашвырнувшей меня в портал. Их окончание поглотил грандиозный взрыв, и воронка захлопнулась.
Глава 2
Из портала я вывалился на брусчатку, успев немного погасить инерцию падения перекатом. Рядом с моей головой опустился топор, высекая искры из камня.
Ах ты ж, сука! Едва откатился в сторону, как топор ударил в то место, где секунду назад я лежал. Вокруг кипел бой. Четвёрку бойцов зажимали в кольцо. На каждого приходилось по два, а то и три атакующих.
Стоп, а вот кровь — это уже хорошо. Свежая, ещё не свернувшаяся, чья бы она не была. Кожа впитывала искры чужих жизней, сплетаясь в такой пряный коктейль из азарта, адреналина, отчаяния и даже вожделения, что мне начисто сорвало все тормоза. Кровавая пелена застила глаза, напрочь отключая разум и оставляя лишь голые рефлексы.
В себя я пришёл изрядно потрёпанный и на деревянных нарах. Мрачные каменные стены, отсутствие окон и отхожее место в углу намекали, что я ни разу не у лекаря, а скорее всего, в одиночной камере.
Последние воспоминания утонули в красном мареве. Плохо. Последний раз меня так накрывало в далёкой юности, когда не умел отделять чужие «я» от своего. Неужели у кого-то в крови была боевая ярость, что меня так качественно обнулило? Радовало, что у Миши ещё тело слабое, а не то натворили бы с ним дел. А так, не пыточная, и на том спасибо.
В глазах чуть двоилось, поэтому силуэт сидящего напротив лысого мужика в чёрной военной форме без знаков отличия периодически множился и снова сливался воедино.
Лицо абсолютно невыразительное, раз увидишь — больше никогда не вспомнишь. Из приметного только странная татуировка на шее, скрытая под формой.
— Ну здрав будь, личинка, — прошелестел он бесцветным голосом. — Чей будешь?
Хороший вопрос, фамилии тут не приветствовались, судя по предупреждению Агафьи, а потому оставался лишь один вариант.
— Я от Агаты, — стянул с мизинца перстень с чёрным камнем и протянул незнакомцу.
Татуированный взял кольцо и в задумчивости повертел его в разные стороны. Ни знаков отличия, ни меток богов на нём не было. Самый обычный женский перстень.
— Почему сама не сопроводила?
— Отправилась навести шороху, — дословно процитировал «бабку» Михаила, искренне надеясь, что её не убило взрывом после десятка выпитых досуха людей. Даром, что неродная, а всё-таки семья. — Обещалась приехать на выпускной.
— Самонадеянное заявление, — прошелестело в ответ. — Под чем дрался?
— Состояние аффекта, — ни словом не соврал я. — Когда голову от тела чуть не отделили пару раз, глаза красной пеленой застило, — и это тоже была чистая правда. Демоны таились в нюансах.
Лысый минуту буравил меня тяжёлым взглядом, но не стал продолжать расспросы.
— Собирайся, — в меня полетел увесистый бумажный пакет. Внутри оказался комплект белья и походной формы вплоть до ремня, перчаток и платка. Обувь с высокой шнуровкой уже ждала меня возле нар. — Сегодня переночуешь в казарме, а завтра на полевом выходе посмотрим на тебя.
Дважды просить меня не надо было. Я и так изрядно продрог, отдыхая в чём мать родила под лёгкой простынкой. На одевание потратил рекордно короткую минуту, и то потому,
Мы уже собрались на выход, как лысый неожиданно развернулся и потребовал:
— Оголи левое запястье, — я не стал сопротивляться, послушно выполнив требуемое, и почувствовал, как на руке защёлкнулась тонкая цепочка. — Никогда не снимай. Она меняет твою внешность.
— У остальных тоже есть такие? — полюбопытствовал, рассматривая новый артефакт синеватого цвета.
— Да. Анонимность — один из основных принципов школы. Тебя в бою и рассмотреть толком не успели, весь в крови был.
Продолжать расспросы не стал. Мы уже вышли из подвала, который, судя по всему, здесь был карцером. Путь в казарму я особенно и не запомнил. Давали о себе знать усталость и обилие ран на теле. Во время свалки все против всех меня неплохо так посекли, но на адреналине и чужой крови самые серьёзные раны успели затянуться и покрыться корочками. Остальное было терпимо. Да и на перевязочный материал местные не поскупились, чтоб я не отдал Комаро душу раньше времени.
На дворе стояла глубокая ночь. Наши шаги отзывались хрустом гравия под ногами. Ветер доносил запах хвои и древесной смолы. Изредка скрипели вековые деревья, разбавляя какофонию лягушек на местном болоте. Лес. Древний. Сильный. В памяти Михаила нашлись воспоминания об этом месте, но погрузиться в них сразу не вышло. Мы пришли в казарму, которая оказалась приземистым каменным строением с черепичной крышей. Внутри было на удивление прохладно. Не так, как на улице, но и раздеваться резко расхотелось.
Тусклый свет потолочных светильников выхватывал из темноты ряды коек вдоль стен, на которых самозабвенно спали местные курсанты. Храп одних перемешивался с тихими болезненными стонами других. Да, похоже, лечением их тут не баловали. Хотя в памяти Михаила была информация и про чудо эликсиры, и про магов жизни, поднимающих практически со смертного одра. Я, оказывается, тот ещё счастливчик. Сам себя не подлечишь, никто не подлечит. Обожаю магию крови за её универсальность. Никогда бы не променял её на стихийную.
Лысый махнул рукой на ближайшую от входа свободную койку.
— Располагайся. Подъём на рассвете, — уже на выходе до меня донесся едва слышный шелест, — постарайся до него дожить после сегодняшних выкрутасов.
Предупреждению я внял, а потому четыре часа до рассвета провёл без сна. Тем более после кровавой отключки чувствовал себя сносно. Чего не скажешь о моей соседке. У девчонки зуб на зуб не попадал от холода, выдавая такую чечётку, что любой дятел обзавидовался бы.
И это жутко отвлекало. Хотелось провести эти четыре часа с пользой и покопаться в памяти Михаила. Лежал я одетым, поэтому решение поделиться одеялом вышло спонтанным. Укрывая девушку, свернувшуюся калачиком, я в первую очередь отметил хрупкость фигуры и блондинистую шевелюру, торчащую из-под одеяла. А во вторую вдруг ощутил нечто сродни узнаванию. Смутный отголосок на уровне интуиции. Подорожник. Лекарская трава для заживления ран. Ответ на то, какое отношение имел подорожник к девчонке, дала память Миши.