Кодекс Охотника. Книга XXXVIII
Шрифт:
Её объявление о «мире мёртвых» не было пустым словом: это был удар правом. Правом хозяйки, правом Демиурга. Хроника произнесла слово Власти, и мир, как её вотчина, откликнулся. Пласт смерти сползал с неба на землю, выжигал зелёное до серой крошки, вползал в воду, делая её стеклянной. Всё, что было «бесхозным», и всё, что не имело текущего договора с жизнью, переставало существовать. Так воюют Вселенные: не мечом, а разрешением.
— Сандр! — захрипела Морана, и из-под её ног рванули цепи, вонзаясь в землю. — Она забирает саму ткань мира, как плату! Дай мне… Дай мне кровь!
—
Морана начала увеличиваться в размерах и очень скоро стала поистине огромной, намного выше стены. За её спиной развернулась тень самой Предвечной, принявшей свою любимую ипостась — костлявой старухи в глубоком капюшоне, скрывающем лицо и с косой в руках. И я снова невольно сглотнул, не веря своим глазам.
В Равномерную пришел Кодекс, потому что я позвал его. В Равномерную пришел Свет, потому что он присматривал за Орденом Паладинов. В Равномерную пришла Бездна, так как она не могла бросить свою любимую дочурку. А вот уже и Предвечная откликнулась на зов своей последовательницы. Но главное было совсем в другом. Великие Сущности, которые враждовали в Многомерной Вселенной, прямо сейчас сражались все вместе, как будто проникнувшись важностью для их… коллеги… Кодекса. И решившие помочь просто потому, что все они — одной крови. Кровь от крови Многомерной Вселенной. Чудеса, да и только!
Глаза Мораны превратились в два колодца мрака, и Мёртвая Ночь Предвечной рухнула на землю, как купол. Но не на нас — на право Равномерной. Там, где купол опускался на землю, правила Равномерной больше не действовали, а энергия Хроники прекращала поступать, как будто ей перекрыли кран. Хронике прямо сейчас приходилось платить больше, тянуть глубже. А я, используя энергию Кодекса, начал подсыпать в механизмы заклятий Равномерной натурального энергетического песка, после чего шестерни Хроники медленно скрипнули.
— Эй! — Темная стояла уже не перед строями Абаддона, а находилась внутри построений, словно тень от солнца, упавшая сверху. — Вы забыли спросить, можно ли вам жить у хозяйки ночи!
Над её плечом возник теневой клинок — не сталь, а энергия. Им режут не плоть, а связи. Один лёгкий взмах — и часть армии лишилась связи с командиром. Второй — и некротические руны на их нагрудниках потускнели, как плохие чернила. Третий — и упал знаменосец, словно кто-то рассказал ему правду о смысле его жизни. Точнее, о его бессмысленности. Темная блистала во всей своей смертоносной красе, и я на мгновение вспомнил, за что Орден так не любил с ней драться. Она была воплощением Тени, когда хотела, и нанести ей какой-либо вред было чрезвычайно сложно! Хорошо, что сейчас она играет в моей команде.
Пандора отозвалась мягким свистом, звук от которого тем не менее достиг ушей каждой призванной твари на поле боя. В её стаях появилась новая порода: солнечные Тхары — звери с зеркальной шерстью. Они отражали лучи чужой магии и возвращали их с добавкой собственного смертоносного тепла, которое не убаюкивает, а сжигает! Там, где они проходили, земля не умирала, а притворялась мёртвой потрескавшейся пустыней, чтобы через минуту из трещин проросли
— Сандр, — шепот Кодекса возник в моем разуме, — седьмой зубец.
Я перевёл свой взгляд вверх. Тусклый шпиль моргнул — раз, два. Я вдохнул не воздух, а саму энергию. Она вошла в меня, как в хозяина, ломая привычные границы. Я поднял ладонь — и вместе с моей ладонью на зубце возник седьмой огонь. Он вспыхнул сразу чисто, без копоти, а с вершины сорвался гул — не гром, не ветер, а звон колокола. Его услышали все. Даже те, у кого нет ушей.
— Переносный контур… — выдохнула Морана. — Он жив!
— Я же просил, — ухмыльнулся я, — меньше драматургии. Работать пора.
Хроника тоже всё поняла. Часть её уходит от хозяйки… Тело чемпиона, в котором сейчас располагалась сама Хроника, сорвало со своего копья конусный наконечник — и тот расцвёл серым цветком, выпуская крошечные шипы — подавители энергии, нейтрализатор магии, слово Запрета. Да, много у него имен, но суть одна. Хроника метнула ЭТО в небо. В воздухе закрутился хоровод серых конусов, из которых потянулись иглы энергии. Каждая игла искала свою частоту, пытаясь разладить ровную мелодию нашего колокола, как маленький ребенок, что хаотично бьёт по клавишам рояля, пока его отец играет свою симфонию.
— Не дам, — сказала Темная, и ночь стала ещё темнее.
Шипы, что вышли из Подавителя и сейчас тянулись к Башне, пошли рябью. Они начали тонуть в теневом мареве, как мухи в смоле. Те, что пробивались, встречали зеркальную свору Пандоры и возвращались назад, вонзаясь в Хронику, как побитые собаки, жаждущие защиты своего господина. Несколько конусов ее усилителей полыхнули, как яркие факелы, превращаясь в прах. Хроника нервно дёрнулась — всё шло не по её плану.
— Мои чемпионы! — истерически заорала Хроника. — Ко мне!
И они тут же пошли с холмов, из туманов, из квадратных порталов Хроники — три, пять, семь. Все разные и в то же время все одинаковые. Они пришли за добычей, когда их позвала госпожа. Каждый нёс свою печать: железо, янтарь, пустоту, сухую воду. Их шаги меняли ритм этого мира. Они не просто шли, они вписывали свой путь в Хронику.
— Плохо, — тихо сказала Морана. — Если они сейчас объединятся, то расстроят колокол окончательно, и перехода не будет.
— А мы не дадим им объединиться, — отозвалась Темная и улыбнулась так, как умеет делать только та, что любит катастрофы, и у которой мать — сама Бездна. — Сандр, подбросишь меня?
— С удовольствием, — сказал я и обратился к Башне и к энергии Кодекса.
Камень под её ногами стал первой ступенью ветра. Темная сорвалась в небо, как чёрная птица, и в следующую секунду пропала. Не исчезла, нет, а оказалась сразу на семи траекториях, как серый туман, как мифический Ктулху, тянущий свои щупальца к нашим врагам. Напитанная энергией Кодекса, заряженная безумием матери, вдохновленная… любовью к Охотнику.
Семь ударов — семь разорванных связей между чемпионами. Семь струй крови, взметнувшихся к небу кровавым фонтаном. Семь кричащих в агонии тел, с глухим стуком упавших на землю.