Кодекс Охотника. Книга XXXVIII
Шрифт:
Пандора подняла руку, и её многочисленные стаи рассеялись по полю боя бесшумно, как тени от облаков, перекрывая чемпионам путь обратно. Волколеты оплели воздух, Гарнасы мягко стелились над самой поверхностью земли, коротыши-Ритины вцепились в пятки врагов.
Чемпионы, кто был поумнее, остановились, чтобы оценить обстановку. Кто был погорячее — пошёл на прорыв. Но их, конечно же, ждали.
— Теперь моя очередь! — сказала Морана и вдохнула.
Не воздух и не энергия, нет! На этот раз — время. Пыль на камнях, пепел на рукавах, и остаточные звуки, когда-то потерянные в Мироздании. Всё это ворвалось
И они встали — не только наши. Даже те, кто падал под некрозом Хроники, вставали. И тут их ждал голубой огонь Кодекса — и выбор. Многие выбрали нас, потому что Хроника не предлагает ничего, кроме вечного служения. А мы обещаем покой… и перерождение!
— Сандр! — ударил прямо в сердце Башни голос Кодекса. — Нужен якорь!
— Будет тебе сейчас якорь, — сжал зубы я и распахнул свою душу ещё шире.
По периметру зубцов выскочили энергетические якоря — гладкие, без резьбы, но с памятью рун. Я вписал в них имена — не полностью, а первые буквы древних клятв: И — Истина, Д — Долг, К — Кодекс, Б — Братство, М — Мудрость, П — Прощение. Седьмой остался пустым.
Я посмотрел на Темную. Она улыбнулась и молча нарисовала на якоре знак бесконечности — восьмерку. В небе колокол стал звонче, и я почувствовал, как башня начинает подниматься — не в высоту, а в глубину. Это было особое чувство: словно ты погружаешься в тело Пространства и Времени.
Внезапно мир вокруг возмутился. Треснули линии Хроники, чемпионы взвыли, как волки, у которых отобрали след.
— Держите! — громко крикнул я богиням.
Темная сейчас крушила нити Мироздания, обрезая чемпионов от их подпитки. Морана склеивала души наших восставших воинов, пела, и мёртвые шли за ней. Пандора поддерживала тайные звериные тропы — изящные тоннели между обломками мира, чтобы тем, кто с нами, было куда свалить в последний момент.
Хроника поняла, что проигрывает по своим же правилам, и пошла ва-банк. С плеч марионетки-чемпиона слетел плащ, который оказался крыльями. И сама Хроника рванула прямо к нам, своей тенью прикрыв солнце. Копье в руках, клинки на локтях, шипы — по всем телу.
— Сандр! — взвизгнула Пандора, но я контролировал ситуацию и лишь с усмешкой покачал головой.
— Иди, — шепнул я Темной. — Ты справишься.
Она не ответила — просто оказалась перед летящей Хроникой. Их столкновение не было фейерверком — оно было молчанием. Вокруг места столкновения на секунду пропала вся магия. Ни некротики, ни пения, ни звериных кличей — только их двое. Два принципа: её — «ломать связи», и наше — «удержать поток». Оба бойца буквально взяли друг друга за горло. Мира не стало. На миг — вообще. Даже я в Башне почувствовал, как исчезаю.
— Не смей, — услышал я спокойный голос Бездны, которая всё это время присматривала за дочерью. И мир тут же вернулся назад.
Темная, чертыхнувшись, отпустила врага. Хроника ударила — прямо в меня. Личное копье, не Подавитель, молнией полетело вперед, стремительно увеличиваясь в размерах. Я же просто улыбнулся. Иногда нужно дать противнику уверенность в том, что его победа близка.
— Откройся, — шепнул
Камень передо мной раскрылся, как створка сейфа, и копьё ушло вглубь — туда, где находились защитные механизмы. Оно было острым и хотело убить меня — но стало ключом. Библиотека закрылась, и её механизмы довольно заворочались, как сытые коты, переваривая халявную энергию.
Кажется, увидев это, Хроника охренела. Я посмотрел на врага и бесстыдно заржал:
— Учись, убогая! У нас всё, что летит в нас, работает на нас!
Хроника снова заистерила. Вокруг неё возникли завихрения пространства — она ломала мир, бросая в нас куски этого самого пространства. Однако Башня уже пела! Седьмой зубец держала сама Бесконечность, и невидимый «двигатель» переносного контура в недрах Башни «раскочегаривался» с каждой секундой, набирая мощь. И одновременно становясь всё более защищенным.
Мы поднимались или опускались, сложно сказать, но мы точно двигались в правильном направлении!
— Сандр, — промолвил Кодекс, и в этом «Сандр» было столько памяти, что у меня кольнуло сердце. — Ещё минута… Нужна жертва.
— Не душа, — ответил я. — Время.
— Принято, — кивнул он внутри меня, и стрелки внутренних часов Башни остановились. Минуту мы жили в растянутой секунде. Этого хватило, чтобы перенацелить стаи Пандоры, чтобы Морана допела свою ноту, и чтобы Темная отрезала последнюю связь чемпионов друг с другом.
— Готово, — сказала Морана.
— Готово, — сказала Пандора.
— Готово, — сказала Темная и, облизнув губы, добавила тихо: — А ещё — вкусно.
— Тогда… нам пора домой, — сказал я.
Колокол ударил последний раз — так громко, что Равномерная, наверное, впервые за всю свою историю услышала чужой голос. Пространство вокруг Башни в последний раз сжалось, как пружина, и Вселенная выпустила мир. Не наш — свой. В небе открылась не дыра, а переход. Мы вошли в эту дверь, как входили тысячи раз мои братья, не как просители, а как победители, выбивая её ногой, к хренам!
Хроника бросилась следом, но получила по лицу Бесконечностью Темной, и отлетела назад, как побитая собака. Её чемпионы вцепились в воздух, но остались с той стороны, скребя невидимое стекло. Звери Пандоры последними прыгали по мостам, провожаемые мёртвыми барабанами. Души мертвых ушли на очередной круг перерождения, без права Хроники задержать их здесь. Башня опустилась в переход наполовину, затем на две трети…
— Сандр, — вдруг сказала Пандора, и в её голосе возникло что-то человечное. — Ты вернёшься за ними? — она кивнула туда, где наши звери, которых мы не успели позвать, сейчас умирали.
— Всегда, — ответил ей. — Я всегда возвращаюсь к своим!
Темная усмехнулась, кивая: мол, подтверждаю. Морана просто опустила ладонь — и у самых последних зверей зажегся в глазах голубой свет — память. Они знали дорогу домой, и придут, когда мы их позовём.
— Закрываю, — спокойно сказал Кодекс.
Переход сомкнулся. Равномерная осталась по ту сторону — с Хроникой, бьющейся в бессильной злобе. Башня Мудрецов вздохнула — и тишина в новой-старой Вселенной обняла нас. Я чуть было не упал на колени, облокотившись об стену. Не от слабости, а от того, что дом всегда чуть-чуть давит на плечи, чтобы ты помнил, что он — настоящая тяжесть, он — твой родитель.