Коэффициент интеллекта (сборник)
Шрифт:
Мои враги словно бы и не подросли со времени нашей последней встречи – видимо, как и мы, пережидали долгую зиму во сне гибернационных камер в своем убежище среди промороженного до самого дна океана.
Змеев было трое. Они всегда прибывали на встречу втроем: Тим, Лапочка и один из их родителей. Родитель был вдвое больше своих отпрысков. Я никогда не видел у взрослых атакелтиков оружия – но малыши задорно плевались струями жидкого огня, которые мало-мало не доставали до днища авиабазы еще в те времена, когда расстояние до волн было вдвое большим.
Как далеко способен плюнуть огнем взрослый чужак и насколько горячо его пламя, я выяснять
Взрослый змей двинулся по широкой дуге в обход авиабазы, лавируя среди льдин. Тим и Лапочка в возбуждении одновременно выпрыгнули из волн, поднявшись на шипастых лопастях хвостов во всей красе. Лопасти многочисленных плавников радостно хлопали друг о друга. Зависнув на мгновение в воздухе, змеи рухнули обратно в волны, подняв огромные фонтаны брызг.
– Давай! Давай же! – закричали их голоса в моей голове. И я дал.
Броня почти издохла – надо будет оставить ее на палубе на зарядку, когда отвоюем. Поэтому бомбу пришлось кантовать до самого края. Потом она нависла над пропастью – и кувыркнулась вниз. Стабилизаторы тут же выровняли ее полет, и оперенная капля устремилась к волнам, в которых кружили в нетерпении Тим и Лапочка.
Следом за бомбой с палубы, задрав трубой хвост, сигануло стремительное полосатое тельце.
Я только ахнул – и потянулся поймать.
И, разумеется, потерял равновесие.Рев ветра стал оглушительным. Перед глазами проносились, бешено кружась, облака, стремительно удаляющаяся туша авиабазы, волны, растопырившийся звездочкой Васька, снова облака… А где-то внизу, обгоняя нас за счет более раннего старта, но все равно опасно близко, падала навстречу танцующим в ее ожидании змеям стокилограммовая бомба, начиненная невесть чем.
Я ухитрился подхватить котенка под пушистый живот и сгруппироваться в ожидании неминуемого столкновения со свинцово-серой стеной воды, заслонившей весь мир, когда внизу полыхнуло, и ударная волна от вспухшей в волнах полусферы разрыва наотмашь шлепнула меня широкой ладонью, останавливая падение, словно раскрывшийся рывком парашют.
Броня, даже вконец разряженная, погасила основную энергию взрыва и удара о воду.
Правда, сознание я все-таки потерял. И пошел бы камнем на дно в тяжеленном доспехе вместе с зажатым в кулаке котенком, если бы не враги.
Для атакелтиков взрывы и энерговыбросы наших бомб – как хороший массаж или щекотка. Это мы с Тимом и Лапочкой выяснили уже давным-давно – еще в ту пору, когда воевали по-настоящему. Я в ту пору был железно убежден, что именно чужаки повинны во всех наших бедах, и едва во время своего обычного бдения на мостике в роли воображаемого капитана земной авиабазы впервые услышал чужие голоса внутри головы, как тут же бросился мстить. Экзоскелет
На мое счастье, тогда старшего с ними не было. Малыши же, проглотив дозу излучения и энергию взрыва, словно пирожное с кремом, от радости попытались изжарить меня факелами жидкого огня, но дотянуться не смогли и обиженно заныли в два голоса.
Не собираясь слушать их бессловесные причитания в своей голове, я в сердцах как следует наорал на них. О том, как правильно ругаться, я знал все из тех же библиотечных книг, потому что мои папа и мама – люди воспитанные и таких слов вслух не говорят.
Змеи обиделись и обругали меня в ответ. Оказалось, что мы друг друга вполне понимаем – без слов, как-то иначе. Детям всегда проще понимать детей.
Потом мы подружились. А взрослым об этом не сказали. Родители Тима и Лапочки, скорее всего, и так все сразу узнали, но у них, может быть, такие детские игры приняты – а вот нервы своих папы и мамы я предпочел поберечь. Хватит с них и того, что я разгуливаю где ни попадя, а тут еще и такое. На взрывы от наших игр в войну внимания они не обращали – от авиабазы время от времени отрывались обломки и рушились с всплеском в океан. Плюхом больше, плюхом меньше…
То есть это я так считал. На деле все оказалось совсем по-другому.
Тим с Лапочкой выловили нас с Васькой из воды и катали по очереди на спинах до тех пор, пока я в себя не пришел. По очереди – потому что каждому хотелось прокатить на себе своего закадычного врага. Мы с Васькой были не против.
Взрослый атакелтик выдохнул тем временем столб пламени, который лизнул днище авиабазы. Сработала какая-то противопожарная автоматика, и папа догадался выглянуть наружу.
Потом была целая спасательная операция по подъему нас на борт с использованием выносной стрелы крана и целой сбруи из ремней и веревок. И я, и Тим с Лапочкой пришли от всего этого в совершенный восторг – в отличие от родителей.
Я был готов к тому, что мне влетит, и влетит как следует. Посильнее даже, чем в тот раз, когда я построил гауссовскую пушку и насквозь продырявил стенку ангара, в котором проводил полевые испытания.
– Мама, папа, – сказал я, оказавшись снова на продуваемой всеми ветрами палубе. – Я виноват.
Папа обнял меня. А мама сказала папе:
– Говорила я тебе, что эти игры до добра не доведут!
Но сердилась она не по-настоящему и тоже обняла меня, а потом я познакомил их с нашими врагами.
– Дети часто оказываются мудрее взрослых, – говорил папа маме вечером, после того как мы целый день провели на палубе. Родители все это время разговаривали со взрослым атакелтиком, а мы с Тимом и Лапочкой были переводчиками: я передавал слова папы им, а они – старшему змею, а потом все повторялось, только уже наоборот.
А потом змеи провожали нас до самой границы безопасных для них вод и пускали в небо огненные салюты, пока их остров не скрылся из виду.
– Кладовые почти пусты, и кто знает, когда придет помощь, если придет вообще, – папа говорил это при мне, потому что на семейном совете решили, что я уже достаточно взрослый, чтобы ничего от меня не скрывать. – Давно пора рассчитывать только на себя – и надеяться, что мы с чужаками сможем помочь друг другу, если станет совсем плохо. Ведь жили же в мире до этой дурацкой войны. Теперь самое время начать все сначала.