Шрифт:
Посвящается Ал. Кр. и Ек. Як.,
незабываемым вдохновительницам.
«Они всего лишь флиртовали»,
– мнение журналисток о ком-то.
ПЕРВОЕ ИЮНЯ, 21:10
В июне началась страшная духота, и к вечеру легче не стало – жуткие удушливые сумерки наползли на город под ревущие клаксоны автомобилей, застрявших в пробках. В типовой застройке «человейников» было куда гаже – к духоте добавлялся ещё и смрад подъездов.
Почти во всех
Брюзгин, несмотря на излишне избыточный вес и непереносимую духоту, пытался честно исполнить свой супружеский долг, но у него это не особо получалось – он пыхтел, правой рукой пытаясь стянуть с себя прилипшие трусы, а левой нервно поглаживая томную длинноволосую блондинку перед собой – Алина лежала на кровати, её лицо скрывал полумрак, и он не мог прочитать её эмоции. Он небезосновательно полагал, что она испытывала крайнее недовольство.
Левой рукой она прикасалась к своей хорошей, упругой груди, покуда спрятанной за тёмным бюстгальтером, и глубоко дышала – ждала, когда же её любимый овладеет ей… Однако в последнее время у него получалось всё хуже. Конечно, он никогда не слыл секс-гигантом, но в последнее время вовсе растерял свою жажду эротизма, ограничиваясь редкими попытками овладеть своей суженой.
Он сам тяжело дышал, но ему удалось раздеться до конца, обнажив сальные складки низа живота. Он мял мошонку своими сарделеподобными пальцами, но эрекция никак к нему не шла; напряжение росло вместе с температурой в комнате.
– Сейчас, милая, сейчас… – горячечно обещал он, но ничего дальше не происходило. Из приоткрытого рта у него повисла тонкая струйка слюны, а глаза почти затуманились. Вряд ли кто-то из его коллег по работе мог подумать, что он так выглядел… Когда он сидел на совещаниях, расстегнув верхнюю пуговицу на габаритной розовой рубахе. Вальяжно развалившись на стуле настолько, насколько это было возможно, и выслушивал про индексы Доу Джонсона. Но сейчас он так выглядел – несуразно, беззащитно. На его розоватой груди и претолстом животе росли редкие волосы, а на правой руке блестели дорогие часы, которые он почти никогда и не снимал.
Его вялый Брюзгин-младший упорно не хотел подниматься в этот раз… Разумеется, в очередной раз. Ему перевалило за тридцать пять лет, а выглядел он на все сорок с лишним – жировая прослойка, постоянный умственный и крайне напряжённый труд, множество крепких сигарет каждый день, вредная жирная пища – всё это ничуть не способствовало здоровью и молодости. И Брюзгин это знал, но ничего поделать с собой не мог. Такая уж была его доля – состоятельного господина, могущего позволить себе почти всё: и дорогой автомобиль, и ежедневные такси премиум-класса для своей жены, и просторную квартиру в хорошем доме… Он даже мог позволить себе переезд из этого региона – туда, где погодка за окном более щадящая, но что-то его всё время останавливало, почему-то он это постоянно откладывал.
Алина терпеливо ждала – знойная блондинка с хорошей фигурой: спасибо маме с папой за генетику. Но кожа у неё была совсем не загорелая, да и вообще, в одежде, днём, под взглядами голодных – во всех смыслах – студентов –
Она смотрела на Брюзгина, упорно пытающегося поднять свой член, и невольно начала вспоминать время их знакомства. Она – практикантка, преподаёт экономику в элитном университете, он – отец одного из университетских мажориков, участник попечительского комитета. Вроде бы тогда он переживал бракоразводный процесс, сильнейший моральный кризис, да и вообще никак не мог справиться со своим разбалованным сыночком – впоследствии оставшимся со своей мамкой.
Она ему понравилась с порога – ещё бы не понравилась. Шикарнейшая блондинка в строгом чёрном костюмчике. Цветы, золотые кольца, абонементы в дорогой фитнес-зал. Первый секс. Ну, они же не студенты из восемьдесят девятого года, чтобы за ручку ходить несколько лет.
Нельзя сказать, что в тот раз всё прошло как по маслу. Очевидно, что ей не особо нравился секс с ним. Но это же не главное. Как говорила её сокурсница, если ты нашла такого мужика, что и обеспечить может, и по характеру – мягкий, как вата, держись за него обеими ногами и не выкорёживайся. Она и не думала: особо не противилась Брюзгину. Хоть иногда и чувствовала сладкое покалывание где-то внизу, когда смотрела на подкаченных парней из телевизора, раздающих интервью, но и не думала, чтобы найти себе кого-то на стороне. Никогда не позволяла себе думать о таком.
К ней пытались подбивать клинья. Однажды один парень – кудрявый, рослый, с какими-то золотисто-карими глазами – подъехал на своём серебристом кабриолете, блестящим так, как блестит царский пятак, прямо к крыльцу её университета. Наглый, самодовольный. Щетина едва пробивалась на его лице с острым подбородком…
«Малолетка», – твёрдо решила она тогда и хорошенько его унизила. И «папиной тачкой», и «молоком на губах», и тем, что «даже если он останется последним мужиком на планете, она вовсе не посмотрит в его сторону». В общем, парню тому сильно не повезло. Пробовал ли он ещё к кому-то нахраписто подваливать – этого она не знала.
Брюзгин до сих пор пытался реанимировать своего небольшого друга, страшно вспотев, и так сосредоточенно искривив лицо в этом трудном занятии, что Алина чуть не рассмеялась, но вовремя прикусила язык. Брюзгин хоть и занимал начальствующую должность, но по характеру был очень ранимым и закомплексованным человеком, мог уйти в депрессию из-за любой мелочи… Вернее, просто сильно расстраивался. Ведь депрессия – это диагноз.
У одной девочки в школе был такой диагноз – «хроническая депрессия». И выглядела та всё время паршиво. С чёрными кругами под глазами, совершенно мрачным, апатичным лицом. Когда кто-то её толкал в спину или говорил что-то колкое, та даже не оборачивалась.
А Брюзгин просто расстраивался. Во время своих «расстраиваний» он погружался в такое мерзкое и неприятное состояние… Ни с кем не разговаривал, пил дорогой коньяк и катался на автомобиле. Но потом он опять оживал и дарил ей цветы – большие, красивые букеты хризантем, роз и тех самых благородных цветов не для всех – пионов. И она его прощала… Хотя он был гораздо реже виноват в их ссорах, чем она его прощала. Но даже если он был прав, Брюзгин всегда брал ответственность на себя и извинялся. По любому поводу. И это Алину сильно забавляло.