Кофейный роман
Шрифт:
— А по сути — на хрена ты это сделала?
— Я правильно понимаю, Каргин пока ничего не хочет? — она насмешливо глянула на Закревского.
— Я хочу! Я хочу понять, на кой черт ты отказалась от иска, но не отказалась от развода.
Вероника кивнула.
— Ну раз Каргин не хочет, говорить нам не о чем, — она потянула дверь, чтобы закрыть.
Закревский придержал ее рукой, шагнул одной ногой за порог и выпалил:
— Перед последним заседанием я отказался от этого дела. На суде была? Вересова видела?
— Да мне-то какая разница, — вдруг улыбнулась и понимающе
Она развернулась и потопала вглубь квартиры.
Он досадливо поморщился. И вошел в прихожую. Защелкнул замок. Разулся. Снял пальто. Неторопливо повесил на вешалку. И только потом проследовал в комнату. Лишь бы какую конуру Вероника Каргина не снимала. Недешевый ремонт, дорогая мебель. И она… с банкой мороженого и в оранжевой пижаме с пчелками. Под которой вряд ли есть хоть какое-то белье — не то, что французское.
— Ты всегда отдаешь долги? — он подошел к ней ближе. — Или случается увильнуть?
— Ты опять намерен разговоры разговаривать?
— Прикинь. Намерен. Как раз в том настроении. Мы полтора месяца трахались. Можно попробовать что-то новое. Например, сходить на свидание. Нормальное свидание.
Вероника закашлялась, поперхнувшись. И воззрилась на него, будто увидела живого марсианина.
— И нафига оно тебе надо?
— Допустим, влюбился, — легко бросил он, словно она спрашивала, который час.
— Сочувствую, — усмехнулась она в ответ.
— Сам в шоке. Никогда такой фигни не было. И почему-то именно сейчас и именно в тебя.
Вероника вздохнула. Отставила на столик банку, бросила в нее ложку и долго смотрела куда-то мимо Закревского.
— Пройдет, — наконец, устало проговорила она.
— А если я не хочу, чтобы проходило? — хмуро ответил он. — Последний месяц я торчал в Житомире у родителей. Ты мне снилась. Я без тебя не могу. Если брать в расчет то, что ты меня не любишь, ситуация совсем хреновая.
— Не надо было в Житомир ездить, — отмахнулась она. — Жил бы здесь привычной жизнью, ерунда бы не снилась.
— Ты — не ерунда, — мягко сказал Ярослав. — Может быть… ты привыкла считать иначе. С Каргиным это и не удивительно. Но ты — не ерунда.
Вероника расхохоталась.
— Я-то? Я-то нет. Я хуже. Я — ночной кошмар, — и резко оборвала смех. — Слушай, я не готова к душеспасительным беседам. А всякая любовь-морковь — это вообще скучно. Хочешь секса — диван не собран, хотя можно и без дивана. О! Может на кухне? Со всем остальным — не ко мне. Не хочу, слышишь, ничего не хочу. И никого. Особенно тебя! В Житомир он ездил! — и в Закревского полетела многострадальная банка из-под мороженого.
Розовато-белые капли, благоухавшие клубникой и ванилью, на его темно-сером пиджаке стали последней точкой. Закревский откинул ногой упавшую на пол банку и резко притянул Нику к себе.
«Никакого секса!» — настойчиво раздалось в его голове.
«Иди к черту!» — ответил сам себе Закревский, кусая ее губы.
Вероника небрежно провела пальцами вдоль пуговиц на его рубашке до самых брюк, двинулась ладонью ниже и лениво ответила на поцелуй. Сыграть финальный акт и забыть обо всем. Руки ее обмякли,
Закревский отстранился. Так же резко, как поцеловал. Несколько секунд смотрел в ее глаза, будто пытался хоть что-то понять, а потом вдруг обнял ее и прижал к себе. Он никогда ее не обнимал. Ни разу. Никогда не касался губами ее лба, щек — никакой нежности, ничего такого, что имело бы отношение к любви. Да что вообще имело отношение к любви с самой первой ночи? Тупой механический трах. Ладно. Не тупой. С фантазией.
— Давай в парк сходим? Ты же ничем не занята, а? — спросил он.
— Занята, — буркнула Вероника, настойчиво пытаясь выбраться из его объятий.
Он с сожалением отстранился и скрестил руки на груди. Некоторое время молча смотрел на нее. А потом будто шагнул в пропасть.
— Хорошо. Давай по порядку. Во-первых, я достаточно доходчиво донес мысль, что люблю тебя. В жизни я не такой красноречивый, как в суде, прости. Но и в любви объясняюсь я впервые. Во-вторых, секс я могу получить, где угодно и когда захочу. До тебя же справлялся. И не думаю, что ты об этом не догадываешься. А от тебя мне нужны серьезные отношения. Свидания, прогулки, совместное проживание — это серьезные отношения, Ника. И, следовательно, третье. Если для тебя принципиален вопрос брака, то я тебе не Каргин. Перед регистрацией составим брачный контракт, по которому ты получишь половину совместно нажитого имущества. Гонорары у меня приличные. Если наберешься терпения, будешь состоятельной женщиной. Это все. Или я уйду прямо сейчас. И даю слово, что больше ты меня не увидишь. Докучать своей любовью я тебе точно не буду.
По окончании этой тирады Вероника громко фыркнула.
— Я не умею по порядку. У меня с порядком большие проблемы. Как и с серьезными отношениями. Уж ты-то должен об этом знать. Да и Каргин постарался просветить об этом всех интересующихся. Не без твоей же помощи, правда? Твой брачный контракт мне даром не нужен! Потому имеешь полное право идти, куда угодно. Там и гонорары твои пригодятся, когда будешь с потребностями справляться. Я в тебя верю, а я вообще еще замужем, — на мгновение замялась и важно добавила: — И кроме того, я действительно занята.
— Про замужество помню. Это временно. Занята чем?
— У меня запись на УЗИ.
— Заболела?
— Говорят, само рассосется, — проворчала Каргина.
— Я имею право спросить, что именно? — терпеливо поинтересовался Закревский. Он был большим специалистом в области УЗИ. Ему делали лет шесть назад, когда не могли определить, аппендикс воспалился, или камни в почках двигаются.
Она совсем сникла.
— Наверное, имеешь… право. Все-таки он и твой тоже… — и Вероника затарахтела быстро и непонятно: — Слушай, я не хотела, правда. Мне в голову не приходило. Меня уверяли, что это невозможно. Ну то есть вообще, понимаешь? Но, блин, он есть, — она замолчала, ошалело посмотрела на Закревского и прошептала: — Родится месяцев через семь. Кажется.