Когда бабочке обрывают крылья…

Мерцалова Светлана

– Думаешь, мужик в доме – это подарок? – продолжала, как ни в чем не бывало Инга. – Мужик в доме – это грязные носки в каждом углу, храп ночью, полный холодильник пива. Тебе это нужно?

– Ладно, – согласилась оглобля. – Положим, он храпит, раскидывает грязные носки, курит в спальне, но пусть он будет.

– Пусть будет, – в тон ей повторила Вера.

Это новая сотрудница, ее взяли на место Оленьки. Вера курносая, бесцветная, пухлая свинка. Красавиц в офисе больше не нужно! Мне хватает Инги, которая в последнее время так томно расцвела. Заметно,

что эту курочку сразу два петушка топчут.

– Дуры вы, бабы! – вставая, сказала Инга. – Все! Домой пора.

Разгладив узкую юбчонку, она помахала всем ручкой и удалилась, вихляя тугим задиком.

Остальные тоже поспешно стали собираться. Я попрощалась со всеми, не вставая с места. Мне некуда спешить – никто меня не ждет. От сознания этого – уныние, тоска и ощущение бессмысленности жизни; все эти чувства заполонили меня.

Я, запертая в своем одиночестве, усугубленном собственными мыслями, хранящая в себе жестокость и сознательно отрицающая красоту, наверное, пропустила что-то важное. Каждый из нас всю жизнь не просто ищет любовь, мечтая об идеале, а хочет найти себя в другом человеке… В том конкретном образе, что подходит только ему, как деталька пазла своей картинке…

Каждый вечер закрывая компьютерную программу, я словно прощаюсь с Денисом до следующего дня. Накинув пальто, я выключила свет.

На выходе я заметила Пашку-горбуна, он смотрел на меня, не отрываясь. Вот болван! Неужели влюблен? Может, я – тот конкретный образ, что подходит только ему? Но я деталька не его пазла! У меня своя картинка, где Пашке нет места!

С погребальным настроением я возвращалась домой в автобусе с продранными и исписанными матом сиденьями, заполненным унылыми и измученными людьми.

За мутным окном – серые и грязные улицы; дома с облупившейся штукатуркой; заборы, размалеванные граффити. Безнадега всюду – на лицах, в обшарпанном автобусе, в обветшалых строениях. Безнадега и в моем сердце.

* * *

Пятница. Конец рабочего дня. В офисе настроение уже не рабочее. Все в предвкушении уик-энда, лишь я одна его ненавижу. Мои выходные – это ад, одиночество, осточертевшие стены. Буду все дни волком выть от тоски.

Инга сегодня выглядит особенно порочно. Это означает одно – она собирается к своему любовнику. Поэтому она отпросилась у меня, ей нужно покинуть офис на час раньше.

– Я бы не смогла так, – покачала головой Вера. – И муж, и любовник.

Глупая свиноматка! Тебе пока ни того, ни другого никто и не предлагал.

– Через энное количество времени секс с мужем превращается обязаловку – не всякий раз и кайф словишь, – пожимает плечами Инга.

– Если у мужа не хватает времени и сил, чтобы обслуживать свою жену, то отдадим это право другому. Глупо беречь свое «сокровище». Кто это оценит?

Наташа глупо захихикала, поддакивая. Вот овца! Впитывает каждое слово Инги, как губка. Ей-то все это за каким? Ее «сокровище» до сих пор не пользовалось никаким спросом, да и в ближайшем будущем мужчины вряд ли выстроятся за ним в очередь.

– Ходить

налево нужно налегке, без чувств, – поучала Инга. – Самая большая лажа в этом деле, не дай бог, влюбиться.

Достав зеркальце, она подкрасила губы. Слегка взбила волосы и расстегнула одну пуговку на блузе:

– Желаю приятных выходных! Чао!

– И тебе приятного времечка, – ехидно улыбнулась Наташа.

– Обо мне не беспокойтесь, – успокоила их Инга.

Она стояла отрешенная, прощаясь вроде бы с нами, а мыслями уже находилась в той желанной комнате греха.

– Все. Я ухожу, – опомнившись, она направилась к выходу.

Исчезла, оставив шлейф терпких духов и горький осадок в наших душах. Как три сиротки, мы сидели молча, думая каждая о своем.

Я больше не могла сосредоточиться на работе. Жар охватил мое тело, а в паху сладко защемило. Нестерпимое желание овладело мной. Я представляла Ингу, задыхающуюся от истомы страсти. Видела ее похотливое тело, трепещущее под мужскими руками.

Она ушла, разбередив во мне то, что, казалось, навеки уснуло. Ведь даже в мечтах о Денисе я дальше признаний в любви, объятий и поцелуев не шла. А помимо поцелуев существует еще кое-что… Хоть бы однажды испытать это.

Неудовлетворенное возбуждение дало о себе знать: у меня начались боли внизу живота. Неужели я так и буду жить дальше: без любви, без удовлетворения элементарных физиологических потребностей?

Ох, Денис! Ты ушел, забрав с собой солнце, а мне оставил только холод и слякоть.

Ты тоже – дура! Придумала себе феерию, а живешь в грубой действительности, что бьет наотлет всех, кто не живет по ее жестоким законам. Мечтаешь о Денисе? Так он для тебя недосягаем! Пашка-горбун – вот твоя действительность! Единственная реальность, на которую ты можешь рассчитывать. С ним ты будешь утолять свою сексуальную жажду. Начинай привыкать к этой мысли.

От тоски защемило сердце.

Рабочий день закончился. Все повставали со своих мест.

– Прогу бы заменить, – сказала невзначай Наташа. – Эти функции уже устарели.

Удивительно, что оглобля иногда включает мозги. Неплохая идея! И кого мы пригласим?

– У нас такой парень был, – словно угадав мои мысли, сообщила она. – Вот бы его, – она посмотрела на меня с надеждой.

Боясь выдать себя, я опустила глаза. Голова кругом пошла.

– Что вы об этом думаете, Василиса Вениа-ми-новна? – прикалываясь, по слогам произнесла Наташа.

Еще одна головная боль. Не имев счастья видеть своего папашку, я получила от него в наследство отчество – язык сломаешь. Батька меня осчастливил Вениаминовной!

– Я тоже считаю, что пришло время заменить программу, – согласилась я. – Подумаю над этим вопросом, а шефа спрошу в понедельник.

Возможно это? Вернется ли Денис сюда? Забыл ли он Оленьку? Отдав концы, эта вертихвостка могла стать для него святой.

Ведь умершие всегда безгрешны, и трудно стать вровень с ними – они не стареют, не болеют. И еще – они всегда верны, этого у них не отнять.