Когда бабочке обрывают крылья…
Шрифт:
Тут она впервые посмотрела на меня, как на нечто одушевленное, до этого момента она не видела никакой разницы между мной и мусорной корзиной. Я не шелохнулась. Ты можешь подозревать меня в чем угодно, моя прелесть, мне это безразлично.
Полшестого. Все повскакивали с мест и, со смехом, стали натягивать плащи и перчатки.
Тут открылась дверь, и вошел Денис. Не увидев Оленьки, он вопросительно поднял брови. Инга отвела его в сторону и рассказала, что произошло вчера, и как это повлияло
Смертельная зависть и ревность захлестнули меня.
Никогда не думала, что эти чувства могут быть столь сильными. Разъедая мое существо, они обнажили худшие черты, о которых я и не подозревала. Похоже, я способна смести все барьеры нравственности, вплоть до преступления.
Словно иду по лезвию бритвы: с одной стороны – моя безумная страсть, с другой – изматывающая душу ревность. Мне порой начинает казаться, что убийство не столько преступление, сколько избавление от изнуряющих мук.
Ревность – такая чума, она выжигает и опустошает душу, ей недоступна логика разума. Трудно рассуждать, когда лава ревности кипит в крови, и тогда обезумевший человек становится способен на непоправимое.
Если ревность накрыла тебя, то невозможно противостоять той лавине…
Утром шеф зашел к нам и кричал, как резаный. Отчеты опять не сходятся, а тут еще Оленьки нет. Бросил бумаги на ее стол и ушел.
– Совсем рехнулся, – прокомментировала Инга. – У меня даже руки трясутся, старый баран!
– Что за бумаги он кинул? – спросила Наташа.
– Те, что нужно переделать, – пожала плечами Инга. – Я так полагаю.
– Не скоро же он их дождется, – хихикнула Наташа. – В прошлый раз она аж две недели болела.
– Так ему и надо! Пойдем, перекур сделаем. Мне нервы нужно успокоить, – вставая, сказала Инга.
Пока они дымили, я живо сняла копии с этих бумаг. Никто ничего не заметил, и до конца рабочего дня я была в прекрасном настроении, разве что не напевала.
После работы я направилась к Оленьке, натянув шапку и подняв воротник, благо весь день с неба ссыпалась всякая дрянь.
Во дворе никого не было, да если б кто и вышел, то от этой пурги глаз невозможно разлепить. Проскочив в подъезд, я поднялась на третий этаж. Позвонила в дверь и прислушалась. Через минуту щелкнул замок, и дверь немного приоткрылась.
– Ты? – спросила ошалевшая Оленька.
Дверь была закрыта на цепочку, и она смотрела на меня в щелку. Я должна вести себя как можно осторожнее.
– Да. Сегодня шеф был в гневе. Вот бумаги, – как можно спокойнее ответила я, открывая сумку.
– Что за бумаги? – ничего не понимала Оленька.
Ковыряясь в сумке, я не снимала мокрых перчаток. Руки скользили, и замок не открывался.
– Я собиралась в ванную, но ладно, – махнула она рукой. – Сейчас выключу воду.
И правда – халатик у нее накинут на голое тело.
– Хочешь кофе? – крикнула она из ванной.
– С удовольствием, – ответила я. – Страшно замерзла.
– Так рада, что мне не нужно никуда выходить. Жуткая погода, – передернув плечиками, сказала она.
Я уселась в кресло, обитое темно-розовым велюром, и осмотрелась. Обстановка в квартире многое может рассказать о характере хозяина, об укладе его жизни, вкусах и пристрастиях. В отношении Оленьки – это сущая правда.
Квартира была обставлена кокетливо, преобладали розовые тона: шторы с оборочками, светло-розовый ковер, перламутровые люстра и торшер. Напротив сидел белый персидский кот и глядел на меня, не отрываясь, своими янтарными глазами. Я протянула к нему руку, но он фыркнул и спрыгнул на пол.
Появилась Оленька и поставила передо мной белый подносик: на нем – сливки в графинчике, щипчики в сахарнице, изящная чашечка и конфеты в вазочке. Вещи изысканные, кокетливые, как и все в этом доме. Я терпеть не могу ничего красивого, вид безделушек разозлил меня. С трудом заставила себя сказать:
– Спасибо.
– Что новенького в офисе?
Я не знала, что ответить? Ведь то, что интересует меня, совершено не занимает Оленьку, и наоборот.
Я подняла взгляд – она сидела напротив меня, закинув нога на ногу. От ее красоты было не оторваться, и волна ненависти снова захлестнула меня.
– Как всегда, – пожала плечами я.
Что делать дальше? Как развлекать такое чудовище как я? Она не имела представления.
– Скучновато было без тебя, – сказала я. – Это не только мое мнение.
Вот такие фразочки ей нравятся! Щечки тут же зарделись, и она улыбнулась мне своими ямочками:
– Хочешь еще конфет?
Оленька сразу подобрела ко мне – как та лисичка из басни, что заслушалась вороньей лести. Принесла полную вазочку конфет. Секунду постояла перед вазочкой в нерешительности – взять не взять, и не взяла.
– Любишь сладкое? – спросила она меня, после того, как я без раздумий положила самую крупную конфету в рот.
– Угу.
– Везет, – вздохнула она. – Тебе не нужно следить за фигурой.
Ее глаза скользнули по мне презрительно и насмешливо. Ненависть так сдавила мне горло, что стало трудно дышать.
Как всегда она дерзка и самоуверенна, чувствует себя хозяйкой положения. Чего я тяну? Скорее покончить со всем, стереть с нее пыльцу.
– Приходится во всем себе отказывать, – пожаловалась она.