Когда боги закрывают глаза

Степанова Татьяна Юрьевна

Но Катя уже нажимала кнопку лифта.

В отделении травмы в двухсотой палате лежали трое. Смайлик Герштейн на кровати у окна играл сам с собой в «Танки» на планшете-компьютере.

– Вениамин, добрый день, я из полиции, капитан Петровская Екатерина, – Катя сразу же, чтобы не пугать и не расстраивать его, предъявила официально удостоверение. – Мне необходимо с вами поговорить.

– Я вас помню, вы были там, в Амбрелле, когда меня из провала доставали. Спасибо вам.

Паренек, худенький, кудрявый, Кате сейчас показался гораздо

более симпатичным, чем тогда, когда он на носилках визжал от страха. Обе ноги – в гипсе, рядом с кроватью – костыли.

– Не за что, я об этом с тобой поговорить пришла. Что же все-таки вы там видели в больнице?

– Меня уже сто раз спрашивали. И родители, и журналистка из газеты и люди в черном. Я уже все им рассказал, – Смайлик Герштейн отложил планшетку.

– Люди в черном?

– Ну, кино смотрели, прямо вылитые двое, правда, не Уилл Смит и не Томми Ли Джонс. Они меня на диктофон записали. Сразу видно – товарищи из ФСБ.

– И все-таки что ты видел в Ховринке?

– Ужас. Я посветил фонариком, и это вдруг возникло в пятне света. С него словно содрали кожу, плоть багровая, и оно все блестело, как от жира, и жутко воняло. А потом оно заревело, и мы… и я побежал, я испугался, понимаете? Что-то запредельное.

– Не было это похоже на человека? – спросила Катя. – Пусть изуродованного, видоизмененного?

– Монстр это был, монстр настоящий. В полном реале. Было темно в том зале, и мы все там столпились, потому что до этого удирали от каких-то бомжей полоумных с финкой. А потом вдруг появилось это. Поймите, я не трус, я ничего не имею против экстрима, даже с парашютом однажды прыгал, но когда это выскочило прямо на нас и с четверенек поднялось на дыбы, заревело, как гоблин, я… Вера меня трусом теперь считает, даже не звонила ни разу с тех пор.

– Любой бы на твоем месте испугался, – сказала Катя. – Я бы там вообще в обморок хлопнулась. Как твои ноги?

– Нормально, врачи говорят – кости срастутся.

– А ты давно знаешь Клочкова?

– Кого? Даню-Душечку? Мы вместе учимся на одном курсе. Он парень с мозгами, только у него все какие-то коммерческие проекты. Ховринка – это ведь тоже коммерческий проект, он за деньги, между прочим, сталкером пашет.

– Веня, его убили.

– Как убили? Кто? – Смайлик Герштейн приподнялся на подушках.

– Если бы знать. И произошло это несколько дней назад, видимо, почти сразу после вашего приключения. Тело обнаружили только сегодня.

– Но кому надо его убивать?

– Он к тебе в больницу не приходил?

– Нет.

– А что ты о нем вообще знаешь? Кто его родители? Там, в квартире на Павелецкой, кроме него, никого.

– Родители у него давно в разводе. Он сам из Химок, а эту квартиру он снимал, так же как и мы с Верой. Чтобы близко к Плехановскому институту. Мы в Стремянном переулке, а они на Павелецкой площади у вокзала.

– Со своей девушкой?

– С Васькой Азаровым.

Не подумайте чего про них. Просто они друзья и компаньоны по бизнесу. А эту хату Васька нашел через свою мать – кто-то из ее знакомых сдавал, ну они и сняли.

– Ах, Азаров, – Катя закивала. – Это такой толстый пацан, рыжий, да?

– Нет, Васька тощий, как Кощей, у него еще такие баки косые, он иногда отпускает ради прикола.

– А где Азаров живет, ты не знаешь?

– Он из Клина, у его матери дом загородный новый, мы как-то туда с ребятами ездили. У него мать – адвокат.

– А машина у него есть?

– Он все механизмы чинит, гараж ему от деда-артиста остался в наследство, и он там устроил что-то вроде автосервиса для ретротачек, ну не суперретро, а так, доступных. У него одновременно по две-три машины в ремонте. Обычно рулит он на старом черном «Субару», такое корыто.

Катя поблагодарила Смайлика Герштейна и пожелала ему скорейшего выздоровления.

На лифте спустилась в вестибюль, посмотрела на часы. Итак, судя по описанию, фигурант – это Василий Азаров. Он товарищ потерпевшего и он… убийца? Или он просто обнаружил труп? Последнее вернее. И куда же может скрыться двадцатилетний парень, внезапно вляпавшийся в нечто подобное? Да вообще куда угодно, Москва большая. Но если мать – адвокат, то самое надежное место – это под материнско-адвокатским крылом.

Надо не откладывая ехать в Клин. Возможно, Азаров что-то знает.

Катя подошла к стеклянным дверям больничного вестибюля. Нужно ехать на машине, а это значит сначала придется переться на родную Фрунзенскую набережную, открывать гараж во дворе и извлекать на свет божий свою таратайку – «Мерседес Смарт». Давно она на ней не каталась. Но на это столько времени уйдет, пока до Фрунзенской докандехаешь по пробкам. Есть другой вариант.

– Сережечка, алло, это опять я.

– Катюша?

– Сережечка, приезжай за мной, пожалуйста, прямо сейчас. Я в «Склифе».

– В «Склифе»?! А что с тобой случилось? Ты в порядке?!

Но коварная Катя уже дала по мобильному отбой. Мещерский примчится. Ничего, ему полезно проветриться, а то он прямо завял там у себя в квартире, терзаемый ломкой.

Это его отвлечет от вредных мыслей. Но неужели и правда к наркотику вот так мгновенно привыкают?

Катя вышла во двор, чтобы не проворонить Мещерского. И через сорок минут его машина зарулила на стоянку.

Мещерский – в джинсах, в пестрой «гавайской» рубашке, привезенной из Гонконга, бородатый, маленький, выскочил и…

Катя едва его не расцеловала – приехал, дорогой ты мой друг, прилетел на зов.

– Привет!

– Что случилось? Я подумал… «Склиф»…

– Да все нормально, – Катя ласково смотрела на него с высоты собственного роста на каблуках. – Мы с тобой покатаемся на машине. Я подумала, тебе только польза, хватит дома сидеть, про опий думать.

– То есть как прокатимся? Куда?