Когда цветут орхидеи

Стентон Мэган

– Калеб! Иди к нам, Ханне нужен партнер! – Оливия уже тянула его за руку, но брат не сдвинулся с места.

– Не сегодня, мисс Робишо, могу я поговорить с вами перед ужином?

– Конечно, – девушка неуверенно взглянула на Луизу, но та и не подумала поднять взгляд от вышивания.

Библиотека отличалась от той, что была в Истоне. Здесь не было ни оленьих рогов, ни огромных кожаных кресел, но здесь было столько книг, что перечитать их все за жизнь было бы просто невозможно. В ней царил какой-то особый дух. Дух сильного мужчины. И пахло здесь по-особому, бумагой, свежим деревом, и цитрусом. В отличие

от всего остального дома, стены здесь были обиты черным деревом, мебель была скорее практичной и удобной, и скорее всего, служила хозяину гораздо дольше, чем та, что обставляла другие комнаты.

Хозяин предложил ей сесть на стул за полированным деревянным столом, а сам сел напротив.

– Как вы?

– Хорошо, спасибо. Ваши мать и сестры очень милы. Мне нравится моя комната, а мисс Мак-Грегор уже занялась моим обучением.

– Рад это слышать. Мой адвокат мистер Карсон уже занимается наследством вашей бабушки, так что в самое ближайшее время вы станете очень богатой женщиной.

– Извините, я не хотела вас стеснять, – Ханна истолковала его слова, как замечание о том, что он не обязан ее содержать и, оттого смущенно потупила взор, заливаясь пунцовой краской. – Когда вопрос с наследством будет решен, я компенсирую все ваши затраты, и уеду как только смогу.

– Я имел в виду вовсе не это. Вы будете оставаться в этом доме под опекой моей семьи столько, сколько понадобится. И вы не должны чувствовать себя обязанной ни мне, ни кому-то другому. Я просто хотел сказать, что рано или поздно, всплывет ваше присутствие в Лондоне и в свете поползут слухи.

– Я не хочу позорить вашу семью, я никому ничего не скажу.

– Мисс Робишо, скандал будет в любом случае, но есть способ сделать его менее скандальным.

Девушка по обыкновению подняла одну бровь, как делала всегда, когда ее что-то заинтересовывало.

– Мы можем сказать частичную правду, что тогда десять лет назад с вами произошел несчастный случай, когда вы возвращались с похорон родителей, и вы потеряли память. Вы не помнили не своих родных, не своего имени. О вас заботилась одна хорошая семья все эти годы, где вас и обнаружил сыщика, нанятый вашей бабушкой много лет назад. Этот человек связался со мной, как с наследником вашего опекуна, именно поэтому вы теперь живете в моем доме, где к вам потихоньку возвращается память.

– Звучит не плохо.

– Вас что-то смущает?

– Просто, возможно, мне лучше жить так, как я жила все эти годы? Я бы купила маленький домик в деревне.

– Это лишь для того, чтобы вы смогли жить полноценной жизнью в том мире, в котором были рождены. Вам больше не нужно прятаться, и чего-то опасаться. Да, какое-то время вокруг вас будут бурлить слухи, но это лишь пойдет на пользу вашей популярности. К тому же общество всегда относится снисходительнее к красивым и очень богатым молодым женщинам. Так что вы с легкостью найдете себе мужа.

– Я не хочу замуж! – ее ответ прозвучал настолько быстро и громко, что она сама испугалась своего напора. – Простите.

– Прекратите все время извиняться!

– Хорошо.

– А чего вы хотите, Ханна? – взгляд Калеба, казалось, проникал ей в самую душу. Девушка поймала себя на мысли, что совершенно не испытывает страха в его присутствии. Она не была готова к такому его вопросу,

но ответ пришел сам собой.

– Я хочу узнать кто я. Что со мной произошло. Пока я не узнаю прошлое, точно не смогу двигаться в будущее.

– Но вы же понимаете, что можете не вспомнить, то, что произошло с вами, до конца своей жизни? За десять лет не было ни одной вспышки воспоминаний.

Ханна упрямо качнула головой.

– Если за этот год прошлое ко мне не вернется, я попытаюсь жить дальше. Обещаю вам.

***

Ужин прошел на удивление спокойно, если не считать мисс Мак-Грегор, которая, злоупотребив шотландским виски еще в гостиной, громко похрапывала над супом. Калеба радовало уже то, что не было ее извечной сигареты, заполоняющей своим едким запахом весь окружающий воздух. Сестры тихо общались между собой, заговорщицки улыбаясь, что, в общем-то, не сулило ничего хорошего, но мужчина предпочел не обращать на это внимание. Ему хватало проблем и без детских проделок. Мало того, что у него в доме поселилась «проблема» по имени Ханна Робишо, Магдалена выгнала его из своего дома, обидевшись после их последней встречи, да еще владелец судоходной верфи, в очередной раз пересмотрел условия продажи своей компании, внеся в договор новые пункты, невыгодные для Грейфсонов.

В отличие от подавляющего большинства английских аристократов, Калеб не стыдился работать. Он вел бизнес, вкладывая не малые деньги в судоходное строительство и морские перевозки. Еще, будучи мальчишками, сразу после университета, они с Кевином вложили все свои деньги, что получили по достижении совершеннолетия, в маленькую пароходную компанию. И всего за пару лет сколотили состояние. Они скупали мелкие компании, расширяли поле деятельности, и сейчас их заводы и филиалы находились не только в Англии, Шотландии, Индии и Италии, но и в Америке. Но все это они делали втайне от отца.

Питер Грейфсон был человеком жестоким, жадным, алчным. Он проиграл практически все семейное состояние в карты, а то, что было в майорате наследования, запустил до непригодного состояния. Поместья стояли в запустении, хозяйства загнивали, а дома разваливались от старости. Подобная участь, к счастью, не постигла Грейфпарк, в котором герцог никогда не появлялся, а так же Шотландское поместье, которое являлось наследством Кевина. Все, что мог, Калеб после вступления в наследство продал, не желая оставлять память об отце. К тому же, он давно успел обзавестись достаточным количеством собственности, которую сможет передать своим детям.

Высший свет, разумеется, не знал обо всем этом. На людях его отец всегда был предельно мил, обходителен, живой пример достойного носителя титула. И только в семье знали его настоящее лицо.

Луизу старый герцог никогда не трогал, боялся мести четырех ее братьев, но вот сыновей не щадил. Где не действовали угрозы, в ход шли кулаки или плеть. Когда Кевину было пятнадцать, он взял без спроса отцовского коня, и тот поранил ногу и захромал. Калеб был старше на год и взял вину на себя, потому что знал, отец будет в ярости. Его спину до сих пор покрывали глубокие белые шрамы от лошадиной плетки, которой отец избил его. После чего избил еще и Кевина, в назидание.