Когда горит снег
Шрифт:
Кравченко, ожидавший их под елкой на нейтральной полянке, тщетно прислушивался, ожидая, когда загремят разрывы ручных гранат и начнется, как он называл «на лужайке детский крик». Ничего подобного не произошло. Он начал уже беспокоиться: не попались ли его разведчики в ловушку. А вдруг немцы перехитрили и поймали молодцов как в сети рыбу?
Он хотел вернуться к своей заставе и, взяв полувзвод, идти на выручку, как вдруг услышал около себя шорох. Кто там? Неужели разведчики вернулись без всяких результатов? Так и есть. Из снежного сугроба вынырнули две фигуры в белых обмерзлых балахонах.
Кравченко выругался.
— Ну что же вы, так вас
— У заставы были?
— Так точно были…
— А почему гранаты не кидали?
Казаки смущенно топали на месте…
«Тут что-то неладно, — подумал Кравченко, — не такие ребята, чтобы испугаться».
— Никак невозможно было ваше высокоблагородие, — наконец, заговорил маленький рябой Кибирев.
— Почему невозможно? Ну, расскажите толком.
— Так что, подползли мы к ихней сторожке. Золотухин обошел слева, чтобы в случае чего оттуда мне помогчи, а я в ихнюю избушку в окошко с правой стороны глянул. Гляжу — в хате свет, сидят немцы за столом, а на столе елочка горит, вся разукрашенная. Немцы, видать не то чтобы пьяные, а веселые. Поют себе песни, будто никакой войны нет. А уж мы с парей Золотухиным ползли так рисково, только бы поскорей. И никого не встретили. Ну, я постоял, постоял, подумал — трахнуть им в окошко гранатку, а потом вроде совестно стало. Не иначе, ваше высокоблагородие, как немцы свое Рождество справляли. Только мне невдомек, чего это они так рано собрались. До нашего-то, почитай, две недели еще осталось.
Кравченко расхохотался. Вся досада его на казаков прошла.
— И в самом деле, ребята, у немцев сегодня первый день Рождества. Они его раньше нашего справляют, на 13 дней. Бог с ними, хорошо сделали, что не подняли шуму.
Возвращаясь назад, Кравченко, может быть, впервые за полтора года войны, подумал о том, что в сущности никакой злобы к противнику у него не было и не могло быть. Воевал честно, исполнял все приказания, ходил в конные атаки, 12 дней блуждал в неприятельском тылу. Молодой энтузиазм бессознательно увлекал его в самые рискованные предприятия. Но ни в себе самом, ни в своих казаках он ни разу не замечал даже тени какой-нибудь ненависти.
Рассказ Кибирева о немецкой елке разбудил его детские воспоминания. Хорошо бы сейчас тоже посидеть дома у елочки. Горят свечки, висят конфеты, пряники, всякие финтифлюшки. Наверху, непременно звезда. Внизу вата, вроде снега, а на ней подарки. И каждый должен нырять под елку и доставать свой пакет. А ночью, когда все разойдутся, — хорошо потихоньку обдирать елку. Натащить в кровать всякой всячины и так заснуть в куче пряников, с измазанными шоколадом лицом и руками. — Фу ты чорт!
Кравченко устыдился своих воспоминаний. Хорош, нечего сказать, командир сотни! Казаков за всякую всячину под арест сажает, а сам думает о том, как ночью елку обдирать.
Утром, за скромным завтраком в сторожке лесника, Кравченко был хмур и задумчив. Младшие, офицеры, по возрасту мало отличавшиеся от своего командира, исподтишка подсмеивались над его настроением.
— Ну, ты чего засох, Петя, — спросил наконец сотник Кайдалов. — Выпей лучше водки и все пройдет.
Кравченко машинально выпил полстакана, закусил ветчиной.
— Знаете что, ребята. Давайте устроим номер. Скучно так зря сидеть.
— Какой же это номер ты думаешь? Командир полка и так на нашу сотню косится. Начальство,
— Я тебе про дело, а ты женскую баню вспомнил. Теперь я другую штуку придумал. У немцев, друзья, через несколько дней Новый Год… ну…
— Ну и ты хочешь им бенефис закатить?..
— Дурак, а если тебе в сочельник немцы бенефис закатят, так ты будешь радоваться? Вместо елки — палку… Нет, братцы, не то я хочу. Устроим немцам под Новый Год елку… Чего вы глаза пялите… Сделаем нашим приятелям драгунам небольшой подарок. Знаешь там у озерка есть такая чудесная елочка. Я, когда вчера Кибирева и Золотухина под ней дожидался, то думал: хорошо бы ее срубить и в Петербург отправить. Уж очень она красива. А теперь мне пришло в голову — как-нибудь ее разукрасить, повесить на нее всякой всячины и написать немцам что-нибудь эдакое приветственное. Ты, Ванюша, по-немецки хорошо понимаешь, вот и изобрази. Пусть радуются. Думаешь им приятно в праздники в этой поганой дыре гнить?
Идея Кравченко всем понравилась. Решено было командировать завтра же одного из офицеров в соседний городок за покупками.
Хотя эта затея держалась в строгой тайне и из казаков в нее были посвящены лишь немногие, — скоро о ней узнала вся сотня. И когда в вечер кануна немецкого нового года, Кравченко и его взводные командиры, вместе с вестовыми, собрались уже ехать на санках украшать елочку — в сторожку вошел сотенный вахмистр, подхорунжий Пакулов, и усмехаясь в усы доложил:
— Ваше высокоблагородие. Так, что у казаков к вам прошение есть…
— Какое, Пакулов. Чего хотят ребята?
— Просють дозволения, чтобы немцам на елку кое-чего отправить. Пособрали ребята того сего… Кто что могит, тот и даст.
— Хорошо, голубчик. Скажи ребятам, что разрешаю. Только чтобы не болтали очень. Влетит нам от командира полка.
— Будьте спокойны. Промеж себя все сделаем.
Утром, в первый день Нового года, немецкий часовой, сменивший своего продрогшего на посту товарища, оглядывая в бинокль озерко и неприятельскую сторону, увидел странное явление. Елка, самая обычная елка, одиноко торчавшая на противоположном берегу и давно наскучившая всем постовым, сменявшим друг друга, блестела золотыми и серебряными украшениями и развешанными на ней разноцветными пакетами. Часовой пощупал лоб, не бредит ли он. Впрочем, хотя он и порядочно выпил накануне Нового Года и коньяку и пива, но все же не был настолько пьян, чтобы видеть то, чего нет на самом деле.
Его разобрало любопытство. Он тихонечко пополз через озеро и приблизясь к таинственной елке увидел на ней не только пакеты, но и множество заманчиво поблескивающих бутылок, а внизу большой плакат с надписью по-немецки: «С Новым Годом, драгуны!» Внизу, помельче, была сделана деловая приписка. «Веселитесь, беспокоить не будем». И подпись: командир 1 сотни Н-ского казачьего полка, есаул Кравченко.
Седоусый, пожилой ротмистр, командир немецкого драгунского эскадрона, лично выехал на место необычайного происшествия. Полюбовавшись елкой и выпив стакан крепкой русской «очищенной», ротмистр приколол к елке свою визитную карточку, на которой написал: «Покорно благодарю за поздравления и подарки моим драгунам. Покорнейше прошу пожаловать на елку для казаков, 7-го января, в русское Рождество. С наилучшими пожеланиями: командир эскадрона Освальд, фон Прюссинг».