Когда горит снег
Шрифт:
Он, конечно, не собирался, как во сне, стрелять в нее из карабина, да и карабина тоже не было. В сущности, он даже сам хорошо не знал, какие побуждения руководили им, заставляя блуждать по кривым, узким улочкам. В конце концов он нашел то, что искал: пряничный домик с черепичной крышей. Но едва лишь он собрался подняться по крутому крылечку, как вдруг парадная дверь отворилась, и оттуда не вышла, а выпорхнула «она» в сопровождении высокого стройного офицера-летчика. Ему даже пришлось посторониться и прижаться к стене, чтобы разойтись с ним на узком тротуаре. Они прошли мимо, даже не обратив внимания на человека в форме, стоявшего возле дома.
Почему-то
Завтрак в собрании, сопровождаемый несколькими рюмками коньяку и бокалами пива, поправил его настроение. Боль стала расплывчатой, отдаленной, как будто сейчас касалась уже не непосредственно его самого, а какого-то очень милого близкого человека.
Выйдя из собрания, он направился по главной улице, уже темнеющей, окутанной теми непередаваемыми грустными и прекрасными лиловыми сумерками, навевающими тихую боль воспоминаний. Его ничто больше не интересовало в этом игрушечном городке, и прогулка была совершенно бесцельной. На скрещении улиц он остановился, давая пройти веренице грузовиков. Случайно его взгляд упал на вывеску, красовавшуюся над входом в угловой магазин. Два перекрещенных карабина, мишень под ними и сбоку фигура целящегося в мишень грубо намалеванного стрелка в псевдо-охотничьем костюме, свидетельствовали о том, что здесь помещался тир.
Он вспомнил свой сумбурный сон и, движимый внезапно пробудившимся любопытством и еще каким-то инстинктивным чувством, толкнул маленькую дверь магазина и вошел не в тир, не в маленькое и узкое помещение, а в свой собственный сон, неожиданно повторившийся наяву.
Чьи-то руки услужливо подали ему карабин, не тот чудодейственный, а обыкновенное монтекристо, стреляющее сжатым воздухом. Он даже не обратил внимания на то, кто дал ему монтекристо; взгляд его был устремлен в глубину, где на противоположной стене освещенной разноцветными лампочками, колебалась знакомая женская фигура, с капризно вскинутой левой бровью. Внезапно, откуда-то из глубины, граммофон, чуть-чуть пришепетывая, донес до его слуха слова знакомого мотива:
«Я принцесса из тира, У меня картонное сердце, Попади в него, и я упаду к твоим ногам…»Не веря своим ушам и еле сдерживая охватившее его волнение, он вскинул карабин, быстро учел привычным глазом отклонения и качания мишени и спустил курок.
Резкий щелчок, похожий на треск елочной хлопушки, и фигура, взметнув руками, сорвалась со стены и распростерлась ниц.
— Удачный выстрел, молодой человек! — произнес, глуховатый старческий голос. Откуда-то из полумрака к нему вышел небольшого роста сухонький старик, в куртке охотничьего покроя, каких-то странных брюках
Он протянул стрелку худощавую, но очень крепкую руку и представился.
— Джузеппе Челлини — чемпион мира по стрельбе: победитель стокгольмской олимпиады 1912 года, состязаний в Тироле в 1913 году, в Брюсселе, в…
Трудно было даже уловить сразу и осмыслить весь этот бесконечный словесный каскад, вылетавший, подобно пулеметной очереди, из уст пылкого итальянца…
Наконец он остановился и выпустил руку своего собеседника, которую все время патетически потрясал…
— Франческа, — Франческа! — закричал он полуобернувшись в сторону. — Приветствуй нашего нового гостя. Старинный обычай должен быть соблюден…
Приключение становилось забавным.
У него было такое ощущение, как будто виденный на позициях сон еще продолжается, вступая в новую фазу…
А когда совершенно неожиданно его шею охватили мягкие женские руки и чьи-то губы чуть-чуть коснулись его губ, он искренне подумал о том, что хорошо бы вообще не просыпаться.
К сожалению, эта фаза мнимого сна длилась всего несколько секунд. Обнимавшие его руки опустились, видение отступило шаг назад и превратилось в знакомую незнакомку…
Он невольно сделал движение в ее сторону, но почувствовав, что девушка не выразила особого желания быть узнанной, остановился в смущении.
— Не удивляйтесь, молодой человек, — затараторил неугомонный старичок, — у нас так принято… Кто с первого выстрела попадет в сердце Франчески, того она обязана поцеловать… И вы понимаете, что до сих пор, смею вас уверить, никто еще не обижался… и не отказывался.
Он добродушно засмеялся, довольный собственным остроумием.
— Впрочем, — прибавил он, внезапно переходя в серьезный и немного напыщенный тон, — вы не должны делать из этого никаких легкомысленных выводов, молодой человек… ибо со мной в стрельбе мог состязаться только… — Тут последовала какая-то совершенно фантастическая фамилия не то монгольского, не то русского князя с длиннейшим перечислением его побед на различных состязаниях.
Сказать все это, не переводя дыхания, мог бы только итальянский тенор, натасканный на колоратуру…
Окончив эту словесную стрельбу, синьор Челлини галантно расшаркался.
— Очень было приятно, капитан, с вами познакомиться. Я и дочь ждем вас сегодня вечером у себя на ужин… Это тоже традиция. — Он вынул визитную карточку. — Вот тут адрес. Кроме вас будет еще один милейший молодой стрелок-летчик… Правда, он сегодня днем не очень хорошо себя почувствовал.. — Старичок при этом строго посмотрел на прелестную Франческу, при чем та покраснела и опустила глаза… — Но это ничего. Бывает… Я сам был молод и все понимаю…
Это был самый восхитительный вечер за последние годы его жизни. Маленькая, уютно обставленная квартирка в тихой улочке старого города утопала в весенних цветах. Но самым лучшим цветком, конечно, была Франческа — принцесса из тира. Старик Джузеппе оказался милейшим хозяином и неугомонно носился по квартире, заражая всех юношеской пылкостью, совершенно не соответствующей его возрасту.
Ужин был тоже очень удачен и заставил всех позабыть о военном времени и связанных с ним некоторых недостатках. Восхитительное ризотто, спагетти и настоящее душистое кьянти красноречиво говорили о том, что в тихой улочке северного городка, недалеко от фронта, неожиданно вырос солнечный итальянский островок.