Когда лопата у могильщика ржавеет
Шрифт:
– Не знаю и знать не хочу, – ответила я.
– Ночной горшок! – завопила она, складываясь пополам от смеха и хлопая себя по коленям.
– Ты отвратительна, – сказала я, сдерживая улыбку, чтобы не поощрять ее.
– Я не отвратительна. Я предприимчива. Ты знаешь, что француз по имени Жозеф Пуйоль ужасно разбогател, пуская газы при большом скоплении публики? И не просто музыкальные отрывки, он мог подражать животным!
– Не хочу об этом слышать.
– Карл говорит, что мне нужно увеличить количество капусты в рационе и добавить побольше бобов. А еще Карл говорит, что
– Меня это не интересует.
– Ты ханжа.
– Я не ханжа. Я приличный человек.
Ундина прищурила один глаз и оценивающе посмотрела на меня, будто я товар на восточном базаре.
– Ты де Люс из Букшоу. Вы все одинаковы. Кучка снобов. Крахмал и соус. Ля-ди-да. Понюхай мою юбку. Ибу часто над вами смеялась, знаешь ли.
Ибу – так она называла свою покойную мать Лену, встретившую свой ужасный и зрелищный конец под дождем из витражного стекла, некоторые элементы которого датировались XIII веком [3] .
3
Речь о событиях в романе «Здесь мертвецы под сводом спят».
Ундина обеспокоенно уставилась на меня сквозь воображаемое пенсне и с надменным и неодобрительным видом запела:
«Тише вы, тише, шептаться не стоит. Кристофер Врен нам лестницу строит».– Не очень оригинально, – с трудом нашлась я.
– Она слышала это на спектакле в Оксфорде или где-то еще, – объяснила Ундина. – Но сказала, что эти слова идеально соответствуют де Люсам из Букшоу.
– Возможно, она права, – сказала я, демонстрируя ангельское смирение, но внезапно почувствовала себя грязной.
Что я могу сделать, чтобы воссоединить расколотую семью? Что бы отец подумал обо мне?
Внезапная смерть отца стала для меня сильным ударом. Все утратило смысл. Сначала я пыталась изолироваться и притвориться, что он все еще жив и просто недоступен, как обычно: где-то возится со своей чертовой коллекцией марок. Но шли дни, недели, тянулись месяцы, и я все чаще и чаще просыпалась посреди ночи в слезах. И при виде промокшей от влаги подушки я ощущала в глубине души стыд, причины которого не могла – или не хотела – объяснить даже самой себе.
Жена викария отвела меня в сторону для, как она обозначила, «короткой беседы». Она понимает, что значит быть одиноким, но я не должна чувствовать себя плохо из-за этого; одиночество – это не грех.
Когда кто-то переступает невидимую границу, отделяющую вашу частную жизнь, это всегда неловко. Пусть даже вам желают добра, но граница нарушена и уже никогда не будет такой непроницаемой преградой, как прежде.
Я поблагодарила ее за заботу, но не стала говорить, что меня пожирает не одиночество, а нехватка любви, и это тоже не грех.
Кроме того, есть кое-что еще.
Я первая соглашусь с мнением, что меня нельзя назвать обыкновенной девочкой в привычном понимании, но дело в другом: в моей жизни начало оформляться
Как будто между мной и реальным миром образовывается стеклянная стена – почти прозрачная, едва ощутимая: изолирующая меня мутная дымка. Нужно что-то предпринять, пока не стало слишком поздно: пока я не оказалась в ловушке, откуда нет пути на другую сторону.
Мне нужна подпитка.
Но начнем с практических вещей. Сначала лопаты и зубила, потом храмы.
Ундина наклонилась над могилой неподалеку, ковыряя в носу и притворяясь, что читает надпись.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Доггер попросил меня сходить за тобой и привести домой, – ответила она. – Немедленно.
– Есть конкретная причина?
– Я знаю только то, что смогла подслушать через дверь, – ответила Ундина. – Дело в миссис Мюллет. Кажется, она кого-то убила.
2
Мы неслись по асфальту, и шины «Глэдис» пели под дождем. Ундина, похожая на изломанного аиста, сидела передо мной в корзине, держась за руль и во весь голос распевая какую-то языческую песню с припевом «Унга-бунга». Я была слишком занята мыслями, чтобы заставить ее прекратить.
Убила? Миссис Мюллет? Вряд ли в это можно поверить. Кого?
Доггер поступил правильно, послав за мной Ундину. Единственный человек, кроме нас, кто оставался в доме, это Даффи. Моя сестра Даффи.
Я еще сильнее надавила на педали.
Пусть она… пусть она…
Мы пронеслись через ворота Малфорда и влетели на длинную каштановую аллею. Впереди я уже видела черный «Уолсли» [4] инспектора Хьюитта, припаркованный перед входом в Букшоу и внушающий дурные мысли. На водительском месте кто-то сидел – молодой констебль с ничего не выражающим лицом. Когда мы подъехали, он уставился на нас. Я его не знала. Он явно находится тут, чтобы помешать преступникам сбежать из дома.
4
«Уолсли Моторс» – в описываемое в романе время самый крупный производитель автомобилей в Великобритании. Существовал до 1975 года.
Я резко затормозила, отчего Ундина полетела на гравий, еле удерживая равновесие на тощих дрожащих ногах.
– Осторожно, – сказала я. На самом деле я не хотела причинить ей вред.
Она пронзила меня взглядом из-под шляпы, но у меня не было времени на анализ.
Проходя мимо машины, я отсалютовала пальцами констеблю, но его крупное белое лицо за стеклом было неподвижно, как невыпеченная буханка хлеба.
Я влетела в дом и понеслась прямо в кухню. Я знала, что миссис Мюллет не позволит допрашивать себя за пределами своего царства.