Когда мечты улыбаются
Шрифт:
– Ничего страшного. Я зря паникую. Он забыл телефон дома. Или забыл зарядить, и теперь телефон разрядился. А Гена бегает по городу и ищет мне цветы. 8-го Марта так трудно найти цветы… – успокаивала Вика саму себя, обращаясь к Керри. – Он придёт. Просто он такой безответственный, не умеет следить за временем. Парни все такие, Надя говорила. Надо просто успокоиться и ждать.
Медленно, но верно кухонные часы показали девять. Вика испугалась: как же так? Как так быстро пролетело время? И снова начала беспокоиться: может быть, с ним что-нибудь случилось? Но Генкин мобильный по-прежнему
Вика уже не могла сидеть. Сама не заметив как, она стала бродить по своей маленькой квартире: из кухни в прихожую, из прихожей в комнату. Ходила, ходила, ходила, цокая по линолеуму каблуками.
– Керри, почему он не приходит?! Где он?
Собака, которая пыталась, но уже отчаялась понять эту странную игру хождения туда-сюда и улеглась на своё место, вскочила.
– Почему?!
Керри подошла к хозяйке, вильнула хвостом.
– Как так может быть, Керри? Ведь сегодня же – праздник. Ведь он же сам предложил прийти в гости…
Вика уже вся извелась, не зная, куда себя деть, как вдруг неожиданно её накрыло какое-то странное, неведомое доселе состояние… Она вдруг отчётливо увидела свою комнату: диван, телевизор, стул, стол. Какие-то детали, которые не замечала раньше: мамину картину с подсолнухами на стене, свою оброненную заколку на полу. Она почувствовала, мир – её мир, мир, к которому она привыкла – меняется… И в то же время как будто что-то наполняет её изнутри. Вика вдруг поняла, что ей чего-то очень сильно хочется. Только было непонятно чего.
Мысли бешено завертелись в голове. Точнее, не мысли, а слова. Слова, слова, слова, какие-то важные слова. Вика подошла к столу, взяла из ящика своей дневник. Ей срочно нужно было что-нибудь написать! Написать о том, что с ней происходит. Ведь что-то внутри её кипело, бродило, рвалось наружу.
«Я жду Гену, а его всё нет. Его нет», – написала она, но остановилась. Это было не то. Совсем не то! Она хотела написать что-то другое.
И тут ручка сама побежала по клеточкам тетради:
Я буду ждать. Я просто буду ждать.Не плакать, не надеяться, не верить.И не любить. Лишь пол шагами мерить.И с каждым шагом молча умирать.Вика написала, перечитала эти четыре строчки и изумилась: ведь это были стихи! Это были самые настоящие стихи, которые они учили в школе, которые она сама любила почитать вечерком. Почитать! Но не писать.
Вика никогда не писала стихов. Даже не знала, как это бывает. Ведь это бывало с кем-то другим, и она даже представить себе не могла, что это может случиться с ней самой…
– Я написала стихи… – неуверенно сказала она вслух.
И удивлённо посмотрела вокруг. Диван, телевизор, стул, стол, мамина картина с подсолнухами на стене, заколка на полу… Всё было на своих местах, ничего не изменилось, но… Но она, Вика, написала стихи. Самые настоящие.
Вика
Неожиданно в ногу ткнулся мокрый нос. Вика вздрогнула, автоматически потрепала собаку по спине и… Пришла в себя. Морок рассеялся. Часы показывали десять. Гены не было.
Гены не было! И в этот момент Вика вдруг отчётливо поняла: он не придёт.
– Он не придёт!
Керри поставила передние лапы на колени хозяйки и заглянула ей в глаза.
– Он не придёт.
Слёзы сами навернулись на глаза. Вика, как её научили когда-то в детстве, тут же уставилась в потолок, не давая им пролиться. Она не могла, она не хотела плакать! 8-го Марта – ни-за-что!
И тут же раздался резкий и неожиданный звонок в дверь.
Одним прыжком Вика подлетела к двери и… замерла, прижавшись к ней. А по ту сторону было тихо. Так тихо, как будто никто не звонил, как будто ей показалось. И только здесь, в квартире, тикали часы, и стучало Викино сердце: он пришёл… пришёл… или не пришёл?
– Кто там? – неуверенно спросила она, почему-то испугавшись открывать.
– Это соседи, – донёсся из-за двери противный писклявый голос, такой противный, как это бывает, когда человек не хочет говорить своим настоящим голосом, – это соседи, у вас случайно вилочки не найдётся?
У Вики как будто сердце остановилось. Она пыталась вдохнуть, но воздуха не было.
А за дверью всё ещё звучал хохот и топот нескольких ног, убегающих на этаж ниже.
Вика прямо в платье и накрашенная упала на кровать. Свернулась клубочком и заплакала. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы всё это – этот ужасный день! – наконец закончился.
Потому что не бывает праздников! Потому что для неё, для Вики Сорокиной, не бывает праздников! Ни-ка-ких! Для всех других – бывают, а для неё – нет. Только вот непонятно, что она такое сделала, в чём провинилась? Что с ней не так? Почему всем можно веселиться, а ей нет? Почему она не такая, как все?
В этот момент Вика ненавидела всех. Гену Фролова за то, что тот так подло, так мерзко поступил с ней. Сам же пообещал праздник! Сам же стал напрашиваться к ней в гости со своею любовью! Сам! Сам! Сам! Ведь ей ничего не надо было! Это ему надо было! Ему! Сам обещал и сам обманул. Заставил почувствовать себя принцессой и тут же ткнул носом обратно: смотри, кто ты, ты недостойна праздника! Никаких цветов, никакого восхищения, никакой любви.
Вика ненавидела одноклассников. Что она им сделала? За что они её так невзлюбили? Почему все они – мерзкие, подлые, мелочные – веселятся сейчас, а она сидит здесь одна? Если им так весело, зачем они вспомнили о ней? Чтобы ещё раз показать, что она для них – никто? Никто и даже хуже: «тупая овца», дурочка, над которой можно издеваться бесконечно. Почему они не могут отстать от неё, оставить её в покое. Ведь ей никто не нужен: у неё есть мама, Надя, Керри, мечта о мотоцикле и её дневник. И этого достаточно для счастья. А они ей НЕ НУЖ-НЫ.