Когда мы научимся летать
Шрифт:
А вскоре произошло ужасное событие, которое заставило содрогнуться весь городок. Один случайный свидетель рассказывал, как все случилось. Их было слишком много для такой лодки: человек 6 или 7, да еще ребенок. На остров они приплыли за два раза, а тут, пьяные, решили переправиться все вместе. Это были молодые офицеры с женами, да еще трехлетний мальчуган. Им было ужасно весело отчего-то, и они еще не понимали, что истекают последние минуты их жизни. Когда сели в лодку, оказалось, что она глубоко врезалась в прибрежный песок. Тогда один спрыгнул на берег, столкнул лодку с мели и хотел лихо запрыгнуть вовнутрь. Наверное, он сильно «нагрузился», потому, что не рассчитал и, запнувшись за борт,
– У, Таракан несчастный, – восторженно закричали в лодке, – давай руку!
Таракан получил свое прозвище за большие черные усы. Этот молодой неуклюжий техник самолета всегда был благодатной мишенью для шуток сослуживцев, но особенно стали потешаться над ним, когда его молодая игривая жена, между прочим такая же брюнетка, как и ее муж, родила светлого сынишку с небесно-голубыми глазами. Таракан делал вид, что не понимает двусмысленных шуток, но его жена стала регулярно на людях появляться с тщательно замазанными синяками то под одним, то под другим глазом.
Таракан опять попытался взобраться в лодку. Сразу несколько человек протянули ему руки и сделали попытку рывком втащить его к себе. Неустойчивая дюралька резко качнулась на один борт и зачерпнула воды. От испуга все резко переместились на другой борт, и она зачерпнула снова, погрузившись в воду по самые уключины. Между тем лодку быстро уносило течением, которое, обогнуло остров, и теперь было направлено к средине реки. Тогда и раздался пронзительный крик, заставивший всех, кто находился вблизи реки, броситься на берег.
Трудно поверить, что никто из них не умел плавать, наверное, умели. Но страх и неожиданность лишили этих людей способности соображать. Потому что чем же еще объяснить тот факт, что вместо того, чтобы развернуться и плыть к берегу, они бестолково суетились на одном месте, цепляясь и топя друг друга. К чести Таракана, он первый пришел в себя и, нырнув, успел поймать мальчика, который, коротко вскрикнув, сразу ушел под воду.
Как только раздались крики, Валерка опрометью бросился к дебаркадеру, служившему пристанью для «Метеоров», единственного на этой реке вида водного транспорта. Он сразу понял, что происходит на реке и оценил, что, только нырнув с дебаркадера, он успеет доплыть до тонущих. Когда Валерка, скинувший с себя только спортивные кеды, бешеным кролем, со сбитым дыханием добрался до средины реки, Таракан уже начал захлебываться, беспомощно запрокидывая голову. Валерка подхватил безжизненное тело мальчика и осторожно отплыл в сторону. О том, чтобы попытаться спасти еще кого-нибудь, кроме этого малыша, не могло быть и речи. Совсем близко пролегала глубоко вдающаяся в воду коса. Но она была на другом, совершенно безлюдном берегу. А единственным выходом был свой, но такой далекий берег. Правда, Валерка хорошо изучил характер реки во время многочисленных летних заплывов. Примерно через километр от пристани течение круто поворачивало в сторону и тогда до своего берега будет совсем близко. Нужно было только как-то продержаться этот километр. Воздух со стоном вырывался из натруженных и обожженных холодом легких. Руки налились свинцовой тяжестью. Но, несмотря на это он был почти спокоен.
– Ничего, ничего, – обращался он мысленно к холодному тельцу мальчугана, – потерпи еще немного. Я сильный, я обязательно выплыву.
Валерка не видел, как одна за другой исчезали под водой головы людей, плывущих уже далеко от них. Их пронесло мимо косы и теперь они снова оказались посреди реки. А он выбрал правильное направление. Мощное течение сильно сносило его, но оно если и не приближало, то, во всяком случае, и не уносило его от берега. Он греб, по очереди, то одной, то другой рукой, не забывая бережно
– Ну, вот, – успел подумать юноша, – теперь совсем близко.
И тут случилось непоправимое.
Этот берег ниже пристани недаром казался безжизненным. На всем протяжении большой дуги из глинистой стены высокого откоса стекали в воду, образуя на берегу жидкое месиво, множество струек родниковой воды. И даже за сотни метров отсюда в самое летнее пекло вода в реке оставалась обжигающе холодной.
Валерка почувствовал, как сотни ледяных иголочек впиваются в спину, шею и голову, а потом будто раскаленный жгут протянули под кожей от ног до лопаток и начали скручивать его, выгибая все тело в невыносимой боли.
– Судорога, – мелькнуло в голове, – это конец.
Ах, с какой тоской взглянул он на кричащих в бездонном небе стрижей, на далекий песчаный остров в редком ожерелье тальника. В последний раз, теперь уже в последний раз в своей жизни. Но вслед за этим такая бешеная жажда двигаться, смеяться – сегодня, завтра, всегда – такая жажда полета вспыхнула в нем, что пересилила даже боль.
Валерка попробовал достать дно, но только скрылся с головой в холодной черной воде, и, захлебываясь, с трудом принял горизонтальное положение. Плыть на спине он больше не мог – бессильно вытянутые ноги тянули вниз. Он не мог даже грести двумя руками. Мертвой хваткой левой руки, он вцепился в плечо мальчика, поддерживая его над водой. Оставалась только правая. Занося ее для взмаха, он уходил глубоко под воду и только после гребка его голова на короткий миг показывалась на поверхности. Он успевал вдохнуть воздух, но не успевал ничего увидеть, потому что кровавая пелена уже застилала ему глаза. Все силы, все что было у него живого и светлого он отдал борьбе. И в свой самый последний миг он увидел, как не прежнее синее, а теперь уже непроглядно черное небо опрокидывается на него всей безмерной тяжестью.
А в это время совсем рядом на высоком берегу, в одном из крайних дачных участков за неторопливой беседой сидели два приятеля. Как и все в этом городке, они были военными. Редко выдавались в их жизни такие дни, чтобы в будни они могли быть свободными. И, чтобы прочувствовать во всей полноте радость свободы, они забрались подальше от дома под убогий навес дачи. Одну «беленькую» они уже уговорили, а вторая лежала в лопухах под холодной струей родника. И этот факт наполнял их сердца надеждой, окрашивающей все события в радужные тона.
– Во, дают, – сказал один, услышав громкие крики на реке, – уже нарезались.
– Ничего, у нас тоже есть, запаслись, – сказал другой, энергично потирая ладони.
Первый понял его прозрачный намек, поднялся с шаткого стула и направился к близкому обрыву. Нетвердо ступая он съехал по вязкому склону, и, уже нагибаясь к заветному тайнику, посмотрел вниз.
– Смотри, плывет, – проговорил он удивленно, – эй, псих, да ты встань, наконец. Там воробью по колено!
– Э, да ты что? Сдурел парень? – закричал он, видя, что человек странно вытянулся и лежит без движения у самого берега.
– Ребенка, ребенка-то оставь! – кричал он, сбегая вниз по топкому берегу.
И тут только он осознал происшедшее.
– Батюшки, мертвые! Федька, Федя, беги сюда, утонули!
– Кто утонул? Ты чего орешь? – спросила голова Федора, появляясь над обрывом.
– Человек тут, не видишь, что ли? Двое их.
– Ну, чего ты стоишь, дурья твоя башка? Вытаскивай скорее. Может, еще откачаем.
Федор бросился вниз на помощь
– Ох тяжелый, черт, – ругался Федор, вытаскивая утопленников на берег, – а в мальца-то вцепился как. Не оторвешь. А, ну вот!