Когда мы танцевали на Пирсе
Шрифт:
Мама вышла и вернулась с сумочкой.
– Говорите, шестипенсовик вам разменять?
Миссис Форрест вздрогнула:
– Что?
– Вы просили разменять шестипенсовик, не так ли?
– А, да, да, просила, – вымучила миссис Форрест.
– Вам нужна мелочь на трамвай, верно? – продолжала мама.
– На трамвай?
– Мелочь, говорю, нужна для поездки на трамвае?
– Да, разумеется. Именно для этого.
Джек корчил рожи, а я старалась не рассмеяться. Еще бы, ведь я-то в отличие от Джека стояла прямо напротив его мамаши!
Еще некоторое время прошло в молчании. Никто
– Нам пора, не то Джек опоздает на занятия. Некрасиво опаздывать в первый школьный день, не так ли?
Мы с мамой скроили сочувственные улыбочки, словно миссис Форрест говорила о нежелательности опоздания на первый спуск в шахту.
Едва за ней и Джеком закрылась дверь, мы принялись хохотать. Мама поджала губы и процедила, очень похоже копируя миссис Форрест:
– Некрасиво опаздывать в первый школьный день, не так ли?
У нас уже слезы по щекам текли от смеха. А потом я спохватилась. Вытерла глаза рукавом и спросила:
– Но ведь Джек не виноват, что у него такая мать?
– Конечно, Морин, Джек не виноват. Что до новой формы, по-моему, он в ней просто красавчик.
– И по-моему тоже, – кивнула я.
– Только напрасно наша соседка рассчитывала, что я скажу это вслух, – добавила мама.
Я ужасно боялась, что в новой школе у Джека появятся новые друзья и он больше не захочет водиться с нами. Но этого не произошло, хотя, уж конечно, миссис Форрест такую надежду лелеяла. Изменилось только одно: теперь Джек был по уши в учебе и его не выпускали гулять, пока он не сделает все задания. Мы с Моникой и Нельсоном забирались на дерево – оттуда просматривалось Джеково окно. Сам Джек нам, бывало, помашет и снова утыкается в книжку. Я его жалела. Досадно ведь чудесные, долгие вечера в начале лета сидеть взаперти, за идиотской домашней работой, когда все ребята играют на улице.
Мне было хорошо в нашей компании, но куда больше нравилось проводить время с Джеком наедине. Мы обычно усаживались у нас на заднем крыльце и болтали. Ну то есть Джек говорил, а я слушала, развесив уши. Однажды он сказал:
– Вот вырасту – полечу на биплане, как Эми Джонсон.
– Это еще кто?
– Эми Джонсон – женщина-пилот. Она долетела до самой Австралии. Неужели ты о ней не слышала?
Я помотала головой.
– Ну так вот, Эми Джонсон вылетела из Англии, а приземлилась в Австралии. Притом всю дорогу была совсем одна. Уж если женщина такое совершила, я и подавно смогу.
– Что это значит – «если женщина такое совершила»? Ты на что намекаешь?
– Женщины слабее мужчин, верно ведь? Вот я и говорю: если женщине что-то по плечу, мужчина точно справится.
– А вот и нет. То есть не в каждом случае. Так что не очень-то зазнавайся.
– Ну и в каких же таких случаях мужчина не справится?
– Например, мужчины детей не рожают. Что, нечем крыть?
– Нечем.
– Значит, ты хочешь стать пилотом, Джек?
– Это будет мое хобби. А по профессии я стану доктором.
– По-моему, в доктора только богачей берут.
– Чушь. Это всякому по силам, главное – усердно учиться.
Я и доктора из страховой кассы видела всего однажды, что уж говорить о частном враче!
– А ты, Морин, о какой профессии мечтаешь?
Боже милосердный! Да разве я мечтала? Я про это вообще не думала! И что мне отвечать теперь, когда я знаю про планы самого Джека? Едва ли я со своими скромными способностями потяну службу в магазине, а прибирать в домах богачей как-то не хочется. Скорее всего, мне светит фабрика, только Джеку в этом признаваться – последнее дело.
– Ты очень умная, Морин, – произнес Джек, потому что я молчала.
– До тебя мне все равно далеко.
– А по-моему, близко.
– Правда?
Джек кивнул:
– Нечасто встретишь такую умную девочку, как ты.
Я ему не поверила, но все равно обрадовалась. Приятно, что Джек высокого мнения о моих способностях. Поэтому я его поблагодарила.
А после сказала папе, что Джек будет доктором, а я – докторовой женой, докторшей.
– Вон, оказывается, куда он метит, твой Джек! – отреагировал папа. – Ишь как замахнулся! Доктором просто так, за здорово живешь, не сделаться. Тут нужно глас услыхать, вроде того, какой слышат будущие монашки да святые отцы. Тут нужно, чтобы сам Господь направил.
Я оробела:
– А докторша тоже слышит этот самый глас, да, папа?
– Нет, докторше это не обязательно.
– Уф, чертовски легче стало. Просто камень с души.
– А вот чертыхаться докторше негоже, Морин. Давай-ка прекращай, пока не поздно.
– Не могу.
– Почему?
– Для меня слово «чертовски» – вроде конфеты.
Глава тринадцатая
Нельсон не появлялся уже почти неделю, и мы о нем тревожились. Я говорю о нас с Моникой, потому что Джек сохранял спокойствие.
– Надо навестить Нельсона, – сказала я.
– Не надо, – возразил Джек. – Нельсон, должно быть, простудился. Ничего страшного.
– Они раньше простужался, а все равно выходил на улицу, – парировала Моника.
Джек почему-то старался не глядеть на нас, глаза у него так и бегали.
– Нельсон придет, когда сможет, – наконец выдавил он.
– А что, нам нельзя к нему наведаться? Интересно, почему? – не унималась я.
– Потому, – отрезал Джек, густо покраснев.
– Дав чем дело? – поддержала меня Моника. – Что еще за тайны?