Когда мы встретимся снова
Шрифт:
Бет вынуждена была с ним согласиться.
— Интересно, стоит ли мне рассказать Сюзанне о том, что я была здесь?
— Я бы не рассказывал, во всяком случае пока. Давайте подождем, что еще сможем выяснить.
На следующее утро Бет проснулась рано, и в первое мгновение не могла сообразить, где находится. Но стоило ей включить лампу на столике у кровати и увидеть старинную изящную спальню с ситцевыми занавесками, как ее замешательство прошло.
Она встала с постели, чтобы приготовить себе чай. Отопление еще не включили, в номере было холодно. Ожидая, пока закипит маленький чайник,
Ее комната выходила на подъездную дорожку, за ней открывался вид на поля и леса. Солнце только-только поднялось над горизонтом, и кругом лежал толстый слой инея, больше похожего на снег. Бет подумала, что этим прекрасным видом можно любоваться без конца, а ведь Сюзанна, прожившая добрую половину жизни в еще более живописных местах, ни разу не вспомнила о них с тех самых пор, как ее арестовали.
Звук кипящего чайника вывел Бет из состояния задумчивости, она торопливо налила себе чай и юркнула обратно в постель. Ей стало интересно, проснулся ли уже Рой и, если проснулся, не подумал ли он случайно о том, что она фригидна?
Поужинав прошлой ночью, они перешли в гостиную и выпили еще по несколько бокальчиков, сидя у камина. Если бы они были вдвоем, то Бет вероятнее всего нашла бы в себе мужество поговорить с Роем откровенно, держа его за руку, а после нескольких поцелуев расхрабрилась бы настолько, что пригласила бы его к себе в комнату. Но тут в гостиную вошла еще одна пара, проводившая выходные за игрой в гольф, и присоединилась к ним у камина. Они разговорились, и к тому времени, когда бар закрылся, у Бет уже попросту слипались глаза, так что она оказалась не в состоянии думать о чем-либо еще. Рой поцеловал ее на пороге комнаты, и внутрь она вошла одна.
Эти мысли на тему «а что, если бы…» были еще мучительнее, чем если бы она очертя голову окунулась в любовное приключение и выяснила бы, что с этим все по-прежнему обстоит очень плохо. По крайней мере, она мгновенно расставалась со всеми романтическими иллюзиями о своем очередном мужчине. Теперь же она знала, что не хочет терять Роя, вчерашний день и вечер были такими замечательными. Он оказался чудесным собеседником, спокойным, занятным, вдумчивым и интригующим. Он совсем не утомил ее, чем грешили другие мужчины, не старался произвести впечатление, чему она была несказанно рада.
Рой поразил ее. Он обладал врожденным обаянием, под власть которого сразу же попадали окружающие и которое заставляло людей открыться ему. Кроме того, он так ловко и замечательно формулировал вопросы, что приходилось отвечать только правду. Отчасти, разумеется, такова была его работа, но его действительно интересовали люди. К тому времени, когда они под вечер покинули старую супружескую пару, Рой уже хорошо знал их. Когда они ехали обратно в гостиницу, он сказал ей, что вот, дескать, еще одна пожилая чета, до которой детям нет никакого дела. Бет удивленно спросила его, откуда он знает об этом.
— На всех фотографиях их внуки совсем еще дети. Но ведь они уже должны были вырасти, — ответил он, пораженный тем, что она не заметила этого сама. — Пожилая леди обронила: «Сейчас в деревне молодым людям делать нечего», и это своего рода оправдание того, что к ним больше
Бет решила, что, вероятно, он прав. И, пожалуй, именно по этой причине старики так подружились с Лайамом. Но вот сама она до этого бы не додумалась.
Затем она подумала: сколько же еще раз Рой пригласит ее куда-нибудь на ужин, прежде чем окончательно потеряет терпение. Большинство ее предшествующих многообещающих романов сходили на нет именно так. За прошедшие годы кем ее только не называли: и «динамисткой», и «хладнокровной сукой», и хотя она не лишалась сна из-за потери своих ухажеров, думая о Рое, Бет вспомнила, какие чувства испытывала к Джеймсу Мак-Катчеону.
Джеймс тоже был адвокатом, он работал в одной конторе на Чэнсери-лейн. Как и Рой, он был сильным, обаятельным, нежным и насмешливым.
Тогда ей исполнилось тридцать четыре года. Джеймс был на год моложе — высокий, светловолосый, полный спокойного достоинства и самообладания, которые дала ему среда — среда состоятельного среднего класса, из которой он происходил. Она влюбилась в него во время их третьего свидания, а к пятому начала бояться, что он потеряет к ней интерес, если она не ляжет с ним в постель. Когда он однажды вечером пригласил ее к себе на ужин, в чудную квартирку в Челси, она готова была принять вызов.
Все казалось прекрасным — негромкая музыка, свечи в высоких шандалах, а китайские блюда, которые он заказал, оказались лучшими из всего, что ей когда-либо довелось пробовать. Потом они легли на диван, целуя и лаская друг друга, и она захотела его, по-настоящему захотела — так, как еще никогда не хотела мужчину.
Но внезапно его поцелуи стали слишком настойчивыми, его язык проник ей, казалось, в самое горло, а рука заползла под юбку. Ей хотелось, чтобы он нежно возбуждал ее, но он засунул в нее пальцы с такой силой, что ей стало больно, и все желание мгновенно испарилось. Она попыталась даже пошутить, спросила его, не мог бы он снизить скорость, но он пробормотал что-то насчет того, что знает: ее нужно взять грубо, и рывком сорвал с нее трусики.
От одного воспоминания об этом на глазах у нее выступили слезы. Она не позволила ему силой овладеть ею, и оттолкнула его.
— Мне не нравится грубость, — заявила она, уже плача во весь голос и натягивая трусики. — Я хочу, чтобы меня любили, а не насиловали.
Если бы он выглядел пораженным или растерянным, или хотя бы встал с дивана, чтобы обнять ее, все могло бы закончиться по-другому. Но он остался лежать, с расстегнутыми брюками, растрепанный, глядя на нее с холодным презрением.
— Пора повзрослеть, Бет, — бесстрастно произнес он. — Интересно, зачем ты пришла сюда, если не для того, чтобы я тебя трахнул?
Она вылетела за дверь еще до того, как он успел подняться на ноги, и помчалась по Кингз-роуд босиком, держа туфли в руках, отчаянно надеясь поймать такси.
В последующие месяцы она снова и снова перебирала в памяти тот вечер, спрашивая себя, отчего он решил, что ей нравится грубость. Ей казалось вполне логичным, что, если после первого же свидания женщина не прыгает в постель к мужчине, тот должен догадаться о том, что она предпочитает, чтобы ее соблазнили нежностью.