Когда настанет время возмездия

Ирсс Ирина

Это не проблема, уверяю себя, медленно выходя обратно.

— Послушай, пожалуйста, не надо убивать его, — прошу я, мысленно обдумывая, какие могу привести доводы, чтобы его пылкость чуть поубавилась.

Он меня спас, не будет для Алека колоссальной причиной, потому что он тут же задастся вопросом «зачем ему это». Я и сама не отпускаю подозрений, а в случае Алека, он просто прибавит к этому проникновение и провокацию.

Но я переживаю преждевременно. Алек, возможно, и рассматривает вариант прикончить голубоглазого, однако не торопится это осуществлять. И не из-за моей

просьбы, на меня он просто не обращает внимания. Алек прижимает остриё мортэма к шеи незваного гостя, не удосуживаясь замечать, что уже проступает кровь.

— Кто ты? — голос Алека грозен, но контролируем.

Похоже он раскусывает правила, по которым играет чёртов провокатор. Тот же вообще не переживает, что у его кожи находятся двадцать пять сантиметров острой стали. Голубоглазый продолжает паясничать, изображая испуганное лицо и открывая ладони по типу «сдаюсь».

— Всего лишь добрый самаритянин.

Алека его шутка не пронимает и не провоцирует на ответ, вторая сторона этого человека, которого до ужаса за последнее и люблю — он знает тонкую грань между мудростью и дурачеством. Он сильнее надавливает на горло, но вместо голубоглазого шикаю я, когда вижу уже струю алой жидкости.

— Правда? Я вот вижу перед собой только доигравшегося самаритянина, который вот-вот останется без головы.

Голубоглазый за словом в карман не лезет, он морщится, словно очень сомневается в его словах.

— Я бы не делал поспешных выводов, — говорит он, а затем, ухмыляясь, добавляет. — Это я, конечно же, про доигравшегося. Мои игры никогда не заканчиваются, пока я не решаю, что мне они надоели.

В данном случаем надоедает только он Алеку, струя уже превращается в жирную полоску. Мне не виден разрез, но могу догадываться, что ещё немного и Алек вспорет его, как меткая портниха кусок марли.

— Отвечай, — Алек уже откровенно рычит, его глаза всё больше затмевает свечение, — кто ты и что тебе надо.

— Я уже это сделал, если, конечно, ты слышал что-то кроме слова «принцесса».

Я могла бы гордиться выдержкой Алека в этот момент, если бы ситуация не была настолько дерьмова. Он почти никак не отреагировал, разве что нажим усилил, отчего я наконец смогла заметить, что у голубоглазого всё-таки есть болевые пороги, когда он совсем незаметно поморщился и тяжело сглотнул. Снег уже становится багрового цвета, отчего я не выдерживаю.

— Алек, он гово…

Я сама не замечаю, как делаю шаг, в отличие от Алека, усиливающего сразу нажим. Я делаю шаг назад, понимая недвусмысленный намёк, предлагающий мне не влезать. Чертовски сложно, но я тут же слушаюсь, уже начиная нервничать и молиться, чтобы хоть у одного из них рога подзатупились.

— Последней раз говорю: отвечай, — конечно же, мои мольбы не кому не слышны.

Разве что, я делаю поспешные выводы.

Голубоглазый неожиданно сдаётся, даже с выражения лица сходит вся спесь. И это… странно?

— Я тот, кто знает местонахождение Главы Ордена двадцать четыре часа в сутки.

Алека это явно не впечатляет, а вот меня? Ещё и подкупает. Но я не могу вмешаться, отлично понимая, что сделаю только хуже. Хотя что-то во мне

настойчиво звенит, не позволяя отбросить подозрений, я не верю, что голубоглазый выкладывает это просто так.

— Не вижу не одной причины, почему ты подумал, что мне будет это как-то интересно. Кто ты?!

Ухмылка вновь возвращается на своё законное место — брюнет поднимает уголок губ.

— А с чего ты решил, что я говорю это сейчас тебе?

Я сжимаю плотно губы от разочарования и зажмуриваюсь, голубоглазый не может быть настолько глуп, чтобы сейчас заговаривать обо мне. Единственный спусковой крючок Алека, у которого нет предохранителя. Если только не в этом суть…

Я поздно понимаю, что разговор продолжался.

— … не отвечает, почему я не могу убить тебя прямо сейчас.

— О, это потому, что, я всего лишь сейчас налаживаю доверие.

Твою ж…

Я бросаюсь вперёд, чтобы сделать хоть что-нибудь, но голубоглазый быстрее не только меня, но и Алека. Он сбивает Алека с ног так же быстро, как и перехватывает из его руки мортэм, в следующую секунду его остриё у горла Алека.

Я ахаю, прикрывая рот, когда застываю от увиденного. Голубоглазый стоит за спиной Алека, не успевшего встать с колен, прижимая мортэм к его шее.

— Будь умницей, принцесса, и сделай ровно десять шагов назад, — говорит брюнет.

Он не смотрит на меня, с лица пропадает любой намёк на беззаботную, самонадеянную натуру. От услышанного Алек дёргается, игнорируя, что лезвие полосует его кожу. Мои внутренности ухают вниз, живот стягивает ужасом и болью.

— Нет, Алек! — молю я, даже не рассматривая вариант, чем это может обернуться.

Я верю в него, но соперник на сей раз не уступает ему по смышлёности.

— Пожалуйста, — скриплю, не понимая, в какой именно момент из глаз полились слёзы.

Я уже двигаюсь осторожно назад, считая шаги, когда впервые взгляд Алека касается моего. Я вижу эту борьбу, которая относится к его личным принципам и гордости, но он ломается под отчаянием, которое источают мои глаза.

Алек выпрямляет шею, как бы показывая, что сдаётся.

— Слезами девушки прикрываются только конченные слабаки, — цедит он, когда отворачивается от меня и смотрит перед собой.

Голубоглазый коротко усмехается.

— Я не прикрываюсь, а спасаю тебя, блондинчик, от необдуманных решений.

На лице Алека даже и тень реакции не пробегает на подстрекательство. Он спокоен, как никогда, что в очередной раз вызывает восхищение. Я делаю наконец десятый шаг, оказываясь ровно на пороге, когда голубоглазый намерен что-то сказать, но неожиданно слышится:

— Что за…

Из-за угла дома внезапно выруливает Марко в компании с Николой. Они оба застывают, переводя взгляд то на меня, то на творящееся перед домом. Никола выглядит более напряжённым, чем его старший брат, и у мены появляется нехорошее предчувствие: он рассматривает варианты, как обыграть ситуацию. Не то чтобы я не хотела, чтобы это всё быстрее закончилось. Я не хочу, чтобы что-то могло пойти не по плану. Марко же просто выглядит чертовски ошеломлённым, словно никак не может поверить в увиденное.