Когда настанет время возмездия
Шрифт:
— Как я мечтала, чтобы ты перестал быть упёртой задницей?
Алек издаёт весьма драматизированный стон, откидывая голову чуть назад, и глядит в потолок.
— И с чего я решил, что будет всё просто?
Риторический вопрос, но вот на него у меня точно есть ответ.
— Может быть, потому что привык решать девяносто девять процентов конфликтов поцелуями и соблазнением?
На это Алек тут же приподнимает голову, отрывая её от подушки. Вижу в его глазах зарождающееся возражение, но он, как всегда, находит, как парировать в своей излюбленной манере.
— Жаль
Безраздумно закатываю глаза, просто машинально, но неожиданно чувствую, что в воздухе скапливается напряжение. Моё. Его. Каждый из нас что-то да имеет, что в своё время пожелал оставить не озвученным, и сейчас оно грозится вырваться наружу. Я понимаю, что не хочу больше поддерживать эту игру «острых языков». Я хочу говорить правду.
— Я не могу перестать злиться, сколько бы ни теряла голову в происходящем, — я говорю, не глядя на Алека.
В пустоту комнаты, в черноту дверного проёма. Хоть куда, только не на него. Знаю, что всё будет потеряно, стоит только попасться в плен темноты его глаз.
Сажусь, притягивая покрывало к груди, и на этот раз это очень легко сделать, рука Алека внезапно оказывается просто лежащей рядом со мной. И когда только успел?
Я вздыхаю и массирую виски.
— И я не воевала с тобой, просто устала, что ты никак не можешь поверить в меня и мою полезность, — на удивление смело говорю я, а затем не менее смело смотрю ему в глаза, поворачивая голову. — Ты не можешь отрицать, что вчера я оказалась полезной.
Не совсем так. Был больше полезен Елай, однако я не сдалась, хотя была и близка к этому. Но это не причина, чтобы возражение покинуло глаза Алека. Он настроен скептично, и по-прежнему упрям.
— Можешь считать меня последним подонком, но я всё равно хочу, чтобы ты держалась от этого подальше, принцесса. И всячески этому буду содействовать.
Как будто кто-то в этом мог сомневаться. Именно это я и говорю Алеку, не забыв прожечь его уничтожающим взглядом. Какое-то время стоит тишина. А когда понимаю, что Алек не собирается сдаваться, решаю, что вести себя импульсивно и по-девичьи, не так уж и глупо, поэтому демонстративно выдёргиваю из-под Алека одеяло, стараясь ни разу не уронить на него взгляд, и встаю с кровати.
Алек не спрашивает, куда я иду, но затылком чувствую его острый прищуренный взгляд.
А потом неожиданно мир меняет положение. Неизвестно откуда взявшийся передо мной Алек, закидывает меня на плечо и сразу же куда-то несёт.
— Ты куда меня тащишь? — едва возмущаюсь я, потому что неудобно держать простынь, нормально дышать и сохранять при этом ещё и голос командным.
Но Алек просто остаётся Алеком — безмятежным и наглым, что бы вообще ни происходило.
— Мириться, — категорично заявляет он, заворачивая в ванную.
Глава 19
На сей раз тело не просто ленится двигаться. Мышцы горят,
— Дай мне время, — голос Алека звучит так для меня неожиданно, что я забываю, что ещё секунду назад отказывалась просто даже думать о том, чтобы двигаться.
Закидываю голову чуть назад, чтобы встретить его серьезный и поддетый какой-то обречённостью взгляд. Он смотрит на меня из под полуопущенных век. Я лежу на его плече, можно сказать по диагонали кровати, запутанная не то в простынях, не то в одеялах. Последнее молчание длилось не меньше двадцати минут, но мне несложно понять, что мы возвращаемся к разговору. Хотя я и не спешу давать ему знак, что понимаю, просто испытываю его взглядом.
— Я не буду мешать тебе делать выбор и принимать самостоятельные решения. Довольна?
Нууу, я бы подкорректировала его обещание, но кто смотрит в зубы дареному коню? Вот и я не задаюсь вопросом, с чего вдруг судьба отправилась в отпуск. К тому же, вот этот голос, с которым он всё произнёс… он явно желает забрать каждое слово обратно. Однако поздно, я уже обдумываю перспективы, переворачиваясь на живот и дразняще смотря в его полуокрытые глаза.
— Сильно тяжело было это озвучить?
Одну секунду я вижу в его взгляде сопротивление, Алек до сих пор не хочет мириться с тем, что ему приходится уступать, но в итоге он поддаётся. На жесткой линии его губ расцветает обворожительно хитрая ухмылка. Золотые вкрапления в тёмных глаза сверкают, как первые звёзды на небе.
— Ну, не знаю, — протягивает он. — Ты становишься всё больше убедительной. Возможно, следует ещё пару раз побороться за душ, чтобы окончательно задурманить мне разум.
Во мне мгновенно расплывается жар, откровенно намекающий взгляд Алека, скользнувший по моему телу, до невозможности волнует. Я тяжело сглатываю, борясь с воспоминаниями, мигом заполняющих разум. Я до сих пор ощущаю его руки, — ласкающие, сжимающие и гладящие, — на каждом миллиметре тела.
«Сегодня только мне разрешено поклоняться твоему телу», — сказал мне Алек, когда мы ещё оба думали, что проклятие существует. И это было правдой, первый раз был особенный, трепетный и… сдержанный. Тогда я чувствовала безграничную любовь Алека, сегодня же — голод. Моё тело словно было в руках обезумевшего вдохновением скульптора, создающего шедевр. И с каждым разом он всё больше и больше доводил свою работу до идеала.
А ещё он доводил до идеала меня. Не было и мгновения, когда бы я почувствовала себя неловко или сомневающейся в себе. Его сокровенные прикосновения, жадные, раскалённые поцелуи и его тлеющий от сносящего разум желания взгляд подарили мне неоспоримое ощущение того, что он мой без остатка.