Когда настанет время возмездия
Шрифт:
Это звучит так самоуверенно, так заносчиво и одновременно так устрашающе, что я никак не могу поверить своим ушам. Не могу поверить, что это говорит моя мама, хотя и множество раз за последнее время убедилась, что на самом деле ничего о ней не знала. Кем она была у Виктора? Ещё одним наследником? Той, кого посвящали в важные дела? Она так много знала всё это время и явно столько же много повидала, что никак не вяжется с образом той утончённой домохозяйки, какой видела всегда её я.
Это… причиняет боль?
Однозначно.
Но мне приходится держаться, чтобы
Однако от колкости уже удержаться не могу.
— Точно так же “изощрённо”, как вы? Это как? Так, что Виктор долгое время знал, где мы, просто подбирал удобный момент? — с интонацией той же издевки, что не так давно была брошена в наш адрес, отзываюсь я, и вижу, как мама тут же напрягается.
Её взглядом можно дробить лёд.
— Лена! — строго и грозно.
Но я в ответ лишь упёрто качаю головой. Не получится на это раз у неё надавить родительской привилегией.
— Нет, — чеканю твёрдо. — Мы бежать точно не собираемся! И это не обсуждается.
Я тут же встаю из-за стола, не дожидаясь, пока маму отпустит ошеломление, и направляюсь наверх. Она пробует меня окликнуть, но я не оборачиваюсь, даже чтобы проверить, идёт ли Алек за мной. Я не жду, что он понесётся за мной, как за обиженной девочкой, понимая, что он с уважением относится к гостеприимству моей матери. Однако не проходит и пары секунд, как слышу слегка извиняющееся:
— Мария, — а после преследующие меня шаги.
До комнаты добираемся молча, но стоит мне пересечь порог и дождаться, когда захлопнется дверь, я тут же оборачиваюсь.
— Ты можешь…
И не договариваю. Неожиданно мои губы встречает пылкий, требовательный поцелуй, от которого голова мигом пустеет. Земля уходит из-под ног, а я моментально теряю связь с реальностью. Меня втягивает в водоворот крышесносных ощущений, от которых хочется буквально расплыться. Твёрдые руки зажимают моё лицо меж ладоней, пальцы взъерошивают волосы, Алек целует меня с каким-то отчаянием и безудержным голодом. Не давая даже как следует глотнуть воздуха, которого катастрофически не хватает. Становится жарко, не только в воздухе, но и во всём теле. Лёгкие горят, требуя кислорода, но у меня даже и мысли нет от него оторваться. Напротив, прижимаюсь вплотную, обнимая его и желая прочувствовать каждым миллиметром себя его сильное тело. И как всегда моё тело реагирует на его близость взрывом фантастических ощущений.
До дрожи.
До слабости в коленях.
До невообразимого головокружения.
А ещё — до непомерного, болезненного голода.
Который только усиливается, когда Алек ослабляет пылкость, прикусывет мою нижнюю губу, вызывая во мне томный, приглушённый стон. Карие омуты его глаз оказываются прямо напротив моего взгляда, когда я открываю свои глаза, пытаясь чуть прийти в себя.
Всё, что я могу
— Вау…
Алек улыбается, едва приподнимая уголок губ.
— Сработало? — спрашивает он, чего я совсем не понимаю.
Хмуриться — последнее, что я планировала делать, после такого взрывного поцелуя. Однако именно это и делаю.
— Что?
— Ты больше не злишься, — говорит Алек и снова улыбается.
Только на сей раз победоносно.
Не злюсь? О, любимый, да ты удивишься, в каком я гневе!
— Серьёзно? — возмущаюсь, не веря в услышанное. Чуть толкаю Алека в грудь и тут же отступаю назад. — Ты поцеловал меня только потому что хотел, чтобы я успокоилась?
Но отойти у меня не получается, Алек, точно повторяя моё движение, тут же оказывается рядом, обхватывая мою талию рукой. Его улыбка на губах по-прежнему очень мягкая и манящая. Даже немного добрая, словно он как никогда уверен, что совершил очень благородный поступок. Я упрямлюсь, отворачиваясь от него, но Алек тянет моё лицо обратно, положив большой палец на подбородок.
— Ну же, принцесса, сбавь обороты и перестань быть такой колючей, — призывает он, заглядывая мне в глаза, которыми тут же стреляю в него, стоит нашим взглядам встретиться. — Они твои родители, и это самое нормальное, что они могут делать — заботиться о тебе.
Мне хочется фыркнуть в ответ, но слова Алека не далеки от истины. И хоть я действительно злюсь, разумом понимаю, что такая реакция с их стороны весьма ожидаема. Было бы странно, если бы они отпустили меня, подсказав, с какого хода лучше вторгаться на базу Виктора.
— Я же говорил, что это очень хороший метод, — словно читая мои мысли, заявляет Алек и вскидывает бровями, желая устного подтверждения от меня.
Но я не собираюсь признаваться.
— У нас хороший план, — вместо этого начинаю настаивать я, — и я уверена, что такого от нас точно никто не ждёт.
— А разве я сказал, что наш план плохой?
— А разве помогать маме меня успокоить не говорит о том, что ты на её стороне? — тут же парирую я.
Алек возмущённо кривится, уже собираясь что-то возразить, когда на его лице меняется выражение и оно делается скептическим. Ему, разве что, только не хватает закатить глаза.
— Хотя о чём это я? Переворачивать мои слова — твоё самое любимое занятие.
Звучит так, словно я только это и делаю. Мне очень хочется напомнить, что в последнее время, этим «занятием» страдает он, а не я. Но мы же вроде как пошли на мировую? А значит мне не следует напоминать про главного раздражителя.
К тому же, это сейчас не самое главное. Я хочу понять, на чьей стороне Алек.
— Если ты не согласен с ней, тогда зачем просишь меня уступить?
Он вновь выглядит слегка недовольным, вздёргивая бровь в немом вопросе.
— А разве я просил уступить?
Вот теперь я точно ничего не понимаю.
— Нет, но… — слова я нахожу не сразу, которыми смогу объяснить, с чего именно решила последнее. — Ты просил сбавить обороты, разве это не значит, что ты призываешь согласиться с ней и уехать?