Когда наступит тьма
Шрифт:
– Эй, здорoво.
– Здорово.
Молчание; надзирателю, стоявшему довольно далеко, их было не услышать; осужденный глядел равнодушно. А Томас говорил ему, послушай, дятел, это ж я. Тогда Эй-ты посмотрел ему в глаза и сказал, куда вы подевались? Вас-то почему не замели?
– Спасибо, что не выдал нас.
Он помолчал: вертухай проходил мимо. А когда тот немного удалился, снова взглянул другу в глаза и сказал, давай выкладывай, кто на меня настучал?
– Чего?
На другом конце стола Эй-ты улыбнулся и повторил, кто меня предал? Это был ты?
– Никто тебя не предавал. Это сволочь Игнациус застал этот мешок с дерьмом еще живым.
– Это я и так
– Без понятия. Эй, я не вру. – И опять повторил, как молитву: – Спасибо, что не выдал нас.
– А ты чего явился?
– Тебе жалко?
– Мне жалко, что я столько тут сижу. А вы резвитесь на воле. Ты в курсе, что ко мне до сегодняшнего дня ни разу никто не приходил?
– Для нас это было бы слишком опасно.
– Жалкие трусы.
Надзиратель опять прошел мимо. Они умолкли.
– Мне жаль, что так вышло.
– А всем остальным?
– Мы почти не виделись. Честно говоря, – последовало неловкое молчание, – я совсем недавно узнал, что тебя арестовали. Я совсем недавно узнал, что произошло.
– Так я тебе и поверил. Зачем ты пришел?
– Чтобы помочь тебе выбраться на волю.
– Ха-ха, – очень серьезно ответил заключенный. – Ты меня понял? Ха-ха.
– Эй, я тебе правду говорю. У меня есть лучший в мире план.
– Знакомая история.
– Нет, тут и вправду все продумано. Я познакомился с одним типом, который тут знает все входы и вы…
Он умолк, потому что казалось, что вертухай снова собирается подойти поближе.
– Томас, я очень и очень и очень обижен.
– Это Игнациус во всем виноват.
Оставалось семь минут до конца свидания. Пока надзиратель подпирал стену в дальнем углу, Томас шепотом рассказал, что у него была за идея. В чем состоял лучший в мире план того типа, который знал все входы и выходы как свои пять пальцев.
– А платит кто?
– Я заплачу. Мне кажется, что я перед тобой в долгу. А дела у меня идут прилично.
– А все остальные?
– Тоже денег дадут. Они в курсе.
Эй-ты притих. И после долгого молчания сказал, я думал, что мы друзья. До сегодняшнего дня от вас не было ни слуху ни духу. А я уже два года здесь гнию.
– Да-да, ты прав, ты прав… – Потом изо всех сил: – Но ведь сегодня, черт возьми, я же пришел к тебе?
– Мы все действовали сообща.
– Это понятно… Вот я и пришел теперь тебя выручать.
– Сволочи. Я… – Тут он вздохнул. – Я и сам не знаю, что бы я сделал на вашем месте.
Он сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться на своих мыслях, закрыв лицо руками, как будто плачет. На пять секунд.
– Да, – пробормотал он через некоторое время, – сработать это может. Но есть одно затруднение.
– Какое?
– У меня клаустрофобия.
– Выдумал тоже. Потерпишь.
– Не могу. Я не в силах ее перебороть.
– Поверь мне, это единственный способ…
– Нет. Найди другой.
– Нет другого способа!
– Вот дерьмо.
– Ага.
– А Тон и Тони чем занимаются?
– Тон работает поваром. Тони зарабатывает кучу денег на краденых машинах.
– А ты?
– А я пошел учиться.
– Чему?
– Истории и прочим разным штукам. А еще я в поле работаю.
– То-то я смотрю, ты пышешь здоровьем.
– Решайся, а то свидание закончится, и меня отправят восвояси.
– Ваше время истекло, гражданин, – обратился надзиратель к Томасу, как будто услышал его. Потом сделал несколько шагов в их сторону и ткнул пальцем в заключенного: – А ты давай обратно. Пошевеливайся.
Эй-ты взглянул на друга, задрал руки вверх, расставил ноги, чтобы двое служащих
Томас прищурился в знак согласия, глядя вслед другу, которого поглотила зеленая дверь.
План был далеко не лучшим в мире. Эй-ты чуть не задохнулся, зажатый между отбросами и прочей дрянью, которой был уже полон мусоровоз, поскольку, как оказалось, никто не подозревал, что именно в этот день впервые заработает нечто вроде прессующей плиты, утрамбовывающей отходы и беглецов для того, чтобы в контейнер могло поместиться некоторое дополнительное количество отходов в совокупности с дополнительным количеством беглецов. Чудом, свершившимся, по его мнению, молитвами сестры Матильды, ему удалось перебраться на крышу грузовика, и никто его не заметил, поскольку, словно все было заранее рассчитано до мельчайших подробностей, дождь в ту ночь лил как из ведра и охранники были заняты тем, чтобы не вымокнуть до нитки, вдобавок еще и отключили свет, а генераторы заправить было нечем, потому что начальник тюрьмы перепродал бензин местным фермерам по выгодной для обеих сторон цене. Как только мусоровоз притормозил, Эй-ты спрыгнул с него, как мог. Он был на свободе; в темноте, но на свободе. Весь в дерьме и банановых шкурках, но на свободе, как в тот день, когда покинул интернат и думал, что весь мир у него в кармане. Он немного поразмыслил, не ерундой ли его влечет заниматься. Самым разумным было бы не гнаться за призраками, а следовать робкому совету здравого смысла и бежать со всех ног во Францию на пару месяцев, бродить там по лесам и питаться шишками. На свободе. В ожидании, что у тех, кто его разыскивает, развеется желание за ним охотиться, а у него самого – раздирающая на части злоба. Но нет. Возможностью уплыть на корабле из тех, что берут в экипаж всех, кто готов работать, и не задают этим отчаявшимся вопросов, он тоже не воспользовался. Вовсе нет. Я вернулся в Барселону, чтобы быть поближе к трагическим событиям. Не дожидаясь никакого лета.
6
Открылась дверь, зажегся свет. Игнациус бросил куртку на кровать и поднял голову. Свисток, от которого он все не мог отвыкнуть, как младенец от соски, выпал у него изо рта на пол. На стуле возле окна, улыбаясь, сидел мерзавец Эй-ты.
– Ты откуда тут взялся?
– Тебя что, не предупредили?
Не успел Игнациус и глазом моргнуть, как Эй-ты вскочил, пинком захлопнул дверь и уже схватил его за шею с невероятной силой. Игнациус засучил ногами, повиснув в воздухе.
– Чего тебе?
Игнациус указывал пальцем на шкаф, другой рукой тщетно пытаясь высвободиться из лап Эй-ты. Тот наклонился к его уху и сказал, сейчас я немного ослаблю хватку, чтобы ты рассказал мне, что там такого интересного. Но если заорешь, убью.
Его жертве хотелось ответить, договорились, но пошевельнуться он не мог. Эй-ты мало-помалу расслабил тиски, и наконец его ноги коснулись пола. Игнациус снова задышал.
– Только закричи…
Тот замахал, я понял, понял, пытаясь отдышаться. Эй-ты швырнул его на кровать, словно мешок с картошкой, подобрал с пола свисток, в котором был спрятан ключ, и запер дверь в комнату. В это время его заложник ощупывал себе шею и искоса поглядывал на незваного гостя. Оба около минуты глядели друг на друга, оценивая ситуацию, окутанные тишиной. Как будто остались одни на всем белом свете.