Когда наступит тьма
Шрифт:
– Я пришел тебя убить.
– Не надо. Я…
– Да-да, я в курсе: ты это нечаянно меня засадил в тюрягу.
– Нет-нет, я не об этом… Не убивай, и я тебя озолочу.
– Ты нищ, как церковная крыса.
– У меня есть деньги.
– Зачем ты на меня донес?
– Я дам тебе кучу денег, и ты сможешь уехать.
– Зачем ты на меня донес?
– Энрик был моим другом.
– Какой еще Энрик?
– Энрикус.
– Нашел друга.
– Он мне сказал, что ты его избил.
– Я один?
–
Эй-ты кинулся на Игнациуса, но тот отполз по кровати до изголовья. Там, над кроватью, распятый Христос равнодушно глядел себе под ноги, не обращая ни малейшего внимания на происходящее.
– Зачем ты мне врешь? – придвинулся он поближе. – Мне безразлично, я все равно тебя убью.
– Я отдам тебе все свои деньги. Все.
– У тебя ни гроша за душой.
– Без денег ты не сможешь прожить в бегах.
– Заткнись!
– Я человек богатый! – испуганно заорал Игнациус. – Я все тебе отдам, только уходи.
– И где же у тебя хранится столько денег?
– В шкафу. – Он приподнялся и указал пальцем на шкаф.
– Ни с места!
Эй-ты подошел к шкафу, цедя сквозь зубы, глаз да глаз за тобой нужен. Потом открыл дверцу. В шкафу висела одежда. Еще там было два ящика с нижним бельем.
– Гляди-ка, сколько денег.
Он вынул из сумки нож и сказал, все, хватит.
– Они тут, внутри! – в отчаянии пролепетал Игнациус.
И указал на стенку шкафа. Потом осторожно подошел поближе, раскинув руки, чтобы показать, что не скрывает никакого обмана. И отодвинул доску, которую можно было принять за стенку шкафа. Сверху донизу весь шкаф был начинен плотно упакованными пачками купюр, аккуратно сложенных рядками и перевязанных ленточками. Сколько же тут денег… Купюрами по… Мать его за ногу…
– Это все твое, если оставишь меня в живых.
– Откуда ты все это взял?
– Это твои любимые друзья мне каждый месяц платят, а у них денег куры не клюют.
– С чего бы это?
– Они платят мне за то, что я забыл назвать их имена полиции.
– Да чтоб тебя…
– Каждый месяц меня обеспечивают. В конце каждого месяца, тридцатого числа, расплачиваются за мое молчание.
У него даже глаза блестели. На лице играла полуулыбка, наверное, от ужаса.
– Возьми это все и уходи, – сказал он. И, обессиленный, сел на кровать.
– Это мои-то друзья разбогатели? Томас в земле копается.
– Хозяйничает. Ему досталась в наследство ферма, и похоже, что дела идут отлично. Тон работает в модном ресторане. А третий – механик и заколачивает солидную деньгу. Все сумели неплохо устроиться.
На несколько мгновений Эй-ты позавидовал такому раскладу. И его охватила глубокая ярость за те годы, которые он потерял, сидя сложа руки и разглядывая облупленную стену камеры. Он сделал над собой усилие, чтобы не отвлекаться.
А Игнациус
– Как ты бежал?
– Быстрее охраны. Пятеро суток шагал по ночам, питался желудями, воровал куриц и пил их кровь, просто чудо, с каждым часом удаляясь от застенка и думая о тебе одном. Тебя уже предупредили, что я скрылся?
– Да.
– Я уже два дня тут живу, под звуки твоего дурацкого свистка. Успел переодеться, наесться…
– Полиция перерыла весь дом на случай, если ты…
– Мне кажется, что никому так не знакомы все уголки этого здания, как мне. А ты с утра до ночи дул в свисток…
Игнациус указал на шкаф, чтобы закончить беседу:
– Это все твое. По рукам?
– Есть небольшая загвоздка.
– Какая?
– Ты на меня донесешь, не успею я выйти отсюда с деньгами.
– Клянусь матерью…
– Не смеши меня.
Он действовал молниеносно, и Игнациус даже не успел понять, что происходит. Удар в кадык ребром ладони. Он повалился, как тюфяк. Эй-ты перетащил его на кровать и постарался укрыть так, чтобы казалось, что он спит. И принялся рыться в шкафу, пока не нашел холщовый мешок, который ему пришлось опустошить.
С полным мешком он вернулся туда, откуда пришел: в карцер, где провел два дня, набираясь сил после побега, и откуда совершал вылазки на кухню и в поисках одежды, пока не почувствовал, что стал новым человеком. Он навсегда покинул исправительный дом через окошко в котельной, где с незапамятных времен было разбито стекло.
7
Когда трактор притормозил на повороте, тень распахнула дверь и неожиданно проникла в кабину. Томас вскрикнул от ужаса:
– Эй, ты, черт! Напугал!
Эй-ты уселся рядом с Томасом. Трактор продолжал пахать, и они оба глядели вперед.
– Как я рад тебя видеть. Вижу, что все прошло отлично.
– Спасибо.
– Не за что. Не мог же я бросить друга в беде, правда?
– А ты мне не сказал, что Игнациус вас держит под башмаком. Это меня очень разозлило.
Томас не ответил. Он смотрел вперед, не отрываясь от борозды, которую пахал. Укрывшиеся в ней куропатки, чуя недоброе, ринулись прочь, низко летя над землей.
– Ты что, разговаривал с ним?
– Ну да. И мы договорились.
– О чем?
– О том, что он оставит вас в покое.
– Ты его не знаешь. Он слово свое не сдержит.
– Сдержит. – Эй-ты бросил взгляд на друга, который смотрел вперед поверх руля. – Ты вытащил меня из-за решетки, чтобы я с ним разделался.
– Да что ты выдумываешь, парень!
Ни слова не говоря, он допахал до конца борозды. И тут, надтреснутым голоском:
– Ты так и сделал?
– Он умер. Своей смертью.