Когда-нибудь мы будем вместе

Мархасин Вадим

— Туда рули, налево, — распорядился я, уловив, что-то знакомое на уровне ощущений.

— Улица Боевая, — прокомментировал Потапов, — а куда мы, собственно, едем?

Я собрался с мыслями, действительно куда? Ну, хочется мне вон в ту сторону и все тут.

— Пока прямо, там посмотрим.

Справа будет Бурятский пединститут, — продолжил мое знакомство с городом Потапов, — дальше, по левой стороне, штаб армейского корпуса.

"Да именно там в зачуханном общежитии педа, я договаривался за бутылку коньяка

о снятии копии с видеозаписи театральной постановки спектакля "Нотр дам де Пари", известной бурятской молодежной театральной группы, для….кого?

Посредине дороги, разделяя транспортные потоки встречного направления, громыхали трамваи.

Народ, не глядя на проезжающий транспорт, кидался под колеса, торопясь втиснуться в подошедшие, переполненные вагоны.

Вслед за трамвайными путями мы повернули на проспект… "Строителей" вспомнил я, получив следом подтверждение Потапова.

Конечная остановка трамвая семерки, да семерки, а вон ресторан "Ургы", заново "узнавал" я окрестности. Дальше все, проспект закончился, начинается жилмассив.

Водитель притормозил возле ресторана и, оглянувшись, уточнил:

— Куда Борис Николаевич?

Я растерянно оглядывался по сторонам, гадая, чего меня сюда принесло. Ведь как на автопилоте летел!

— Направо за рестораном, поверните, — неуверенно распорядился я.

— Борис Николаевич, — не выдержал Потапов, — там дальше средняя школа, а за ней пустырь.

"Школа… Да, школа! Ее-то мне и надо!"

— А давайте Леонид Васильевич, заедем в школу? Посмотрим на учебный процесс изнутри, побеседуем с педколлективом. Посмотрим, чем живет школа в действительности, ведь уже четыре дня как учеба началась.

Потапов недоуменно пожал плечами, стоило, мол, ехать и согласно кивнул в ответ.

***

Я сидел на сцене вместе с Потаповым, в импровизированном президиуме, за столом, накрытым красной материей, и разглядывал учителей, просачивающихся мимо охраны, и рассаживающихся группками в актовом зале.

"Что я здесь делаю? В рядовой школе, которых тысячи и тысячи по стране, что меня сюда притащило?"

Учителя с любопытством и настороженностьюсмотрели на меня, гадая, наверно, о том же.

Потапов выйдя к трибуне, о чем-то торжественно вещал, втолковывая учителям, какой чести они удостоены, предлагая искренне вывалить все свои проблемы на наши могучие плечи. А я любовался молодой учительницей, сидевшей в первом ряду. Стройная девушка, с пышными вьющимися волосами, веселым прищуром карих глаз, полными, чувственными губами, шушукалась с подружкой буряточкой, скашивая взгляд на директора школы, не видит ли? Такая лапочка…

"Что-то тебя не в ту степь потянуло тебя старый пень, на молодых засматриваешься", — попенял мне, как-то неуверенно, внутренний голос.

"Да я так — только полюбоваться, из любви к искусству".

С каждой минутой воображение дорисовывало

зримый образ: волосы чуть длиннее, щечки не такие пухлые, интригующая улыбка…летящая порывистая походка, глаза…..

Я мысленно отключился от действительности. Заиграла тихая, мелодичная музыка и, на пределе слышимости, зазвучали знакомой хрипотцой слова еще ни кем не слышанной песни Евгения Кисилева:

"Пить с ней вино, лежать в её коленях головой,

Рассветы собирать с её ресниц,

….Звенеть от счастья тонкою струной,

Пьянеть от мысли, что она со мной".

Искрящие нежностью, любящие глаза, волшебный вкус полноватых губ, гладкая прохладная кожа, по которой так и хочется провести ладонью. Любимая, такая молодая, такая….Живая?

Я оперся руками о стол, порываясь вскочить, что-то делать…

"Сидеть! Куда намылился! Сидеть я сказал!", — одернул я себя и обессилено расслабился на месте, остановившись в последнюю секунду.

Виски сдавило тисками, прожитые когда-то годы именно моей жизни стремительно выплеснулись, прорвав плотину забвения. Мысли кружились, сталкивались, одно событие наслаивалось на другое, а перед внутренним взором стоял скромный памятник с фотографией и датами: Попова Марина 04.09.1968 г. — 28.05.2016 г., Зозуля Ксения 30.05.1989 г. — 28.05.2016 г..

Я впитывал взглядом каждую черточку знакомого лица, лица любимой женщины, вернее той, которой она станет через десять лет.

Эпизоды прошлой жизни, наших отношений, всплывали в памяти, разворачивались перед внутренним взором отдельными картинками, заставляя совесть трепыхаться в конвульсиях стыда.

— Ты меня не бросишь? — заглядывая мне в душу, спрашивала молодая женщина.

— Нет, любимая, что ты!

Я держу ее за руку, млея от прикосновения, растворяясь в нежности единения.

— Это тебе, — смутившись, Марина всунула мне в руку листок, — потом прочитаешь.

Два года спустя…

— Я… должен уехать. Меня переводят.

— Ты обещал….

Женщина падает в обморок, сползая по стене, стукнувшись головой о пол. Я подхватываю ее на руки и бережно укладываю на диван.

— Уходи!

— Родная, я не могу… оставить детей, больную жену!

— Прощай, я все равно буду счастлива, я буду счастлива, — затихая, повторяет она как заклинание снова и снова.

— Не ты первый, — прошептала она в отчаянии мне в спину, — не уходи, я не хочу… жить!

Последняя встреча — скомканное прощание.

Я со страхом смотрю на твои перебинтованные запястья рук, боясь спросить… боясь получить ответ.

Недопитая бутылка водки на столе, ты глушишь внутреннюю боль рюмка за рюмкой, я не знаю что сказать. Лихорадочный блеск глаз, торопливые, исступленные ласки.

Десять лет тоски, осознание непоправимой ошибки, ежедневного самоистязания за трусость и нерешительность.