Когда он был порочным

Куин Джулия

Майкл открыл глаза и с удивлением обнаружил, что уже утро. Он даже моргнул пару раз, дабы убедиться, что ему точно не мерещится. Занавески были задернуты, но не до конца, так что свет, проникавший сквозь щель, падал полосой на ковер.

Утро. Что ж, видно, он здорово вчера умаялся. Последнее, что он помнил, — это как Франческа вдруг выскочила за дверь, заявив на бегу, что хочет прогуляться, хотя и дураку было ясно, что собирается дождь.

Глупая женщина.

Он попытался сесть в постели, но сразу же снова повалился

на подушки. Проклятие, он был слаб, как умирающий. Не слишком удачное сравнение в данных обстоятельствах, надо сказать, зато оно точно описывает ту ломоту, которую он чувствовал во всем теле.

Как же ему было скверно!

Он потрогал лоб, думая проверить, спал ли жар, но если лоб его был горячим, то и рука тоже, так что он ничего не понял, кроме того, что весь он в поту.

Он принюхался, но нос у него был так сильно заложен, что он ничего не почувствовал и только закашлялся.

Майкл вздохнул. Что ж, если от него воняет, то по крайней мере сам он избавлен от необходимости ощущать этот запах.

От двери донесся какой-то тихий звук, и, подняв глаза, он увидел входящую Франческу. Она была в одних чулках и шла очень тихо, явно боясь потревожить его. Приблизившись к постели, она наконец посмотрела на него, и у нее вырвалось удивленное «ах!».

— Так ты не спишь, — заговорила она. Он кивнул и спросил:

— Который час?

— Полдевятого. Не так уж поздно, если не учитывать, что вчера ты заснул задолго до ужина.

Он снова кивнул, так как сказать ему было, в сущности, нечего и к тому же было трудно говорить.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, усаживаясь возле него. — И не хочешь ли чего-нибудь съесть?

— Чувствую я себя ужасно, а что до «съесть», то спасибо, нет.

Губы ее изогнулись в улыбке.

— А попить? Он кивнул.

Франческа взяла небольшую чашку, стоявшую на столике рядом. Чашка была прикрыта блюдечком, видимо, для того, чтобы содержимое помедленнее остывало.

— Это еще вчерашний, — извиняющимся тоном сказала она, — но я приказала его прикрыть, так что не такой уж он должен быть ужасный на вкус.

— Бульон? — спросил он.

Она кивнула и поднесла ложку к его губам.

— Слишком холодный?

Он отхлебнул немного и отрицательно покачал головой. Едва теплый бульон был ему сейчас более приятен, чем что-нибудь слишком горячее.

Франческа молча кормила его с ложечки минуту или две, а потом, когда он сказал, что хватит, поставила чашку обратно на столик, снова аккуратно прикрыв блюдечком, хотя, надо думать, когда она соберется кормить его в следующий раз, то просто прикажет принести из кухни свежий бульон.

— У тебя жар? — шепотом спросила она.

Он постарался напустить на себя беззаботный вид.

— Представления не имею. Она протянула руку к его лбу.

— Не успел еще принять ванну, — пробормотал он, чувствуя неловкость при самой

мысли, что вот сейчас рука ее коснется его липкой кожи, и стесняясь даже произнести слово «пот» в ее присутствии.

Она, похоже, и не заметила этой его попытки пошутить, только нахмурила брови и крепче прижала ладонь к его лбу и вдруг, поразив его внезапной стремительностью движений, вскочила, склонилась над ним и быстро коснулась его лба губами.

— Фрэнни?

— У тебя жар, — сказала она, едва дыша от волнения. — У тебя жар!

Он только моргал в ответ.

— У тебя все еще высокая температура, — продолжала она возбужденно. — Неужели ты не понимаешь? Если у тебя все еще жар, то это никак не может быть малярия!

На мгновение он перестал дышать. Она была права! Как странно, что эта мысль не пришла в голову ему самому, но она была права. Малярийный жар всегда спадал к утру. Вечером все начиналось снова, разумеется, и часто с ужасной силой, но потом обязательно отпускало и давало передышку на целый день.

— Это не малярия, — снова сказала она. Глаза у нее подозрительно блестели.

— Я же тебе говорил, — заметил он, и это было правдой, но в глубине-то души он тогда думал другое.

— Ты не умрешь, — прошептала она и закусила нижнюю губу.

— А ты боялась, что я умру? — спросил он спокойно.

— Конечно, боялась, — отозвалась она, даже и не пытаясь скрывать, что горло у нее перехватывает от волнения. — Боже мой, Майкл, я просто поверить не могу… ты представить себе не можешь, как я… ах, да что там!

Он понятия не имел, что она хотела этим сказать, но догадывался — что-то хорошее.

Она вскочила на ноги, так что спинка стула ударилась о стену. Возле чашки с бульоном лежала салфетка, она схватила эту салфетку и промокнула глаза.

— Фрэнни? — шепотом позвал он.

— Ты такой — как все мужчины! — сердито сказала она. Он только брови поднял при этом обвинении.

— Тебе следует узнать, что я… — Но она не договорила.

— Что, что, Франческа?

Она тряхнула головой и сказала:

— Не сейчас! — Причем ему показалось, что обращалась она скорее к себе, чем к нему. — Скоро, но не сейчас.

Он захлопал глазами.

— Прости, я не понял — что?

— Мне нужно пойти кое-куда, — ответила она кратко и даже резко. — Мне нужно кое-что сделать.

— В полдевятого утра?

— Я скоро вернусь, — сказала она и поспешила к двери. — Никуда не уходи.

— Ах, какая досада! А я-то собирался съездить к королевскому двору, — попытался он разрядить ситуацию шуткой.

Но Франческа была так занята своими мыслями, что даже не сочла нужным упрекнуть его за неуместный юмор.

— Я скоро, — сказала она. Странно, но слова ее прозвучали как обещание. — Я скоро вернусь.

Все, что он мог, — это пожать плечами, глядя на закрывшуюся за ней дверь.