Когда она искушает
Шрифт:
Не после того, что он сделал.
— Похоже, Джорджио был ранен во время потасовки, — говорит Валентина.
— Куда ранен?
— Кажется, в ногу.
— Насколько серьезно?
— Точно не знаю. Дамиано не рассказал мне слишком много подробностей. Но он не слишком беспокоился.
Это действительно что-то значит? У моего брата есть и другие заботы, кроме Джорджио. Мне хочется закричать. — Почему ты не задала больше вопросов? Почему ты не дала мне телефон?
Валентина помогает мне подняться и крепко обнимает.
— Прости. Я должна была спросить. Он говорил так быстро. Я едва успела вставить слово, а потом ему пришлось бежать. Он сказал, что перезвонит мне.
По моей щеке скатилась слеза, и я прижалась к ней. — Джорджио не может… Он не может умереть.
— Я знаю. Он не умрет.
Выходи за меня замуж, Пикколина. Я прошу тебя, только тебя.
Это нечестно. Я хочу услышать, как он скажет мне эти слова, а теперь, возможно, у него никогда не будет такой возможности.
Я отстраняюсь от Валентины. — Я хочу пойти к ним.
Она качает головой. — Мы не можем. Мы должны ждать здесь. Дем недвусмысленно сказал об этом.
Телефон в ее руке звонит, и когда она поднимает его, мы оба видим имя моего брата.
Валентина берет трубку. — Алло?
— Спроси его, как Джорджио!
Она кивает. — Ага. Хорошо, я понимаю. Мы будем начеку. Как дела у Джорджио?
Я слежу за выражением ее лица, пока она слушает ответ. Когда ее кожа становится бледнее, что-то ломается внутри меня. Я хватаю ее за бицепс и начинаю трясти.
— В чем дело? — Мой голос не похож на мой собственный.
— В него стреляли, но это всего лишь царапина, — говорит она.
Я отпускаю ее и делаю несколько шагов назад.
Когда ты позвонила мне из дома и рассказала о случившемся, я впервые узнал, что такое страх.
А теперь моя очередь.
Мне казалось, что я уже знаю, что такое страх. Мы уже не раз встречались. Но никогда еще не было так холодно, так пустынно.
Валентина попрощалась с Дамиано и повернулась ко мне. — Мартина.
— Мне нужно побыть одной.
Она открывает рот, чтобы возразить, но я прерываю ее, прежде чем она произносит хоть слово. — Только на некоторое время. Пожалуйста.
Она прикусывает губу и кивает.
Мои ноги несут меня наверх, в комнату Джорджио.
Его кровать грязная и неубранная, как и тогда, в замке. Я сажусь на край и утыкаюсь лицом в подушку, ища его знакомый запах.
И он наполняет меня такой тоской, что в этот момент я втайне прощаю ему все, чем он меня обидел.
— Пожалуйста, живи, — умоляю я подушку, слезы пачкают ткань. — Вернись ко мне, чтобы я могла подарить тебе горе. Чтобы я могла рассказать тебе обо всех способах, которыми ты должен загладить свою вину. Чтобы я дразнила тебя и искушала до тех пор, пока ты не сможешь ничего сделать,
Я долго плачу, моя грудь вибрирует от мучительных рыданий. В какой-то момент приходит София и забирается на кровать рядом со мной, прижимаясь своим теплым телом к моему. Она лижет мне лицо, словно знает, что меня нужно утешить. Я чешу ее за ухом и откидываюсь на подушки на кровати Джорджио.
Мой взгляд останавливается на книге, лежащей на тумбочке.
Я тянусь к ней, хотя по потрепанной обложке уже знаю, что это такое.
Мой экземпляр "Джейн Эйр".
Она еще более потрепанная, чем в прошлый раз, и когда я представляю, как он читал ее, лежа здесь один в постели, у меня мурашки по коже. Думал ли он обо мне, когда читал эти отрывки?
Я перелистываю страницы, а затем прижимаю книгу к груди.
Уже три часа ночи, когда я слышу, как машины подъезжают к подъездной дорожке. Я подбегаю к открытому окну и смотрю на три черных внедорожника.
Мой брат выходит первым.
Я облегченно вздыхаю, но от Валентины я уже знала, что с ним все в порядке.
Мне нужно увидеть Джорджио.
Он не заставляет меня долго ждать. Открывается еще одна дверь, и Рас помогает ему выйти из машины.
При виде его у меня перехватывает дыхание. Он хромает, рука и нога перевязаны, но с ним все в порядке. Несмотря на травмы, он выглядит грозно. Я мельком вижу его профиль, освещенный лунным светом, и что-то щелкает у меня в груди.
Его лицо приобретает жесткое выражение, когда он что-то говорит Расу. Ему больно?
Я хочу броситься туда, но сдерживаю себя. Он только что убил человека — своего сводного брата, он ранен, и ему нужен отдых. Сейчас не время для нашей конфронтации. Уже несколько часов я говорю себе, что все, что мне нужно, — это чтобы он благополучно вернулся. Он здесь.
Остальное может подождать.
Я жду, пока он войдет в дом, и только потом неохотно возвращаюсь в постель, но сон не идет, и в конце концов я решаю почитать.
Я беру в руки свой экземпляр "Джейн Эйр" — я забрала его из его комнаты — и открываю где-то в середине книги.
— Я не собиралась любить его, читатель знает, что я прилагала все усилия, чтобы изгнать из своей души зародыши любви, которые там обнаруживались, и вот теперь, при первом же новом взгляде на него, они самопроизвольно ожили, зеленые и сильные! Он заставил меня полюбить его, не глядя на меня.
Меня пробирает дрожь.
Может ли быть случайностью, что первые слова, которые я прочитала, совпали с тем, что было в моем сердце? Или это знак?
Знак того, что нужно двигаться вперед и вступать в новую главу моей жизни?