Когда она расцветает
Шрифт:
Он наклоняется вперед и прижимается своим теплым телом к моему. Я задыхаюсь, когда мои груди соприкасаются с его твердой грудью.
— Лучше?
— Нет.
Он обхватывает меня одной рукой за талию, а другую кладет на затылок. — А так?
Такое ощущение, что поп-рок растекается по всему моему телу.
— Ужасно, — выдыхаю я.
— Лгунья, — говорит он с ухмылкой. Его глаза вспыхивают желанием, и тот факт, что он даже не удосужился скрыть это на этот раз, говорит мне, что он думает, что выигрывает эту игру.
Он
— Отстань от меня, — говорю я.
— Как только я это сделаю, я отведу тебя обратно в твою комнату. Это то, что ты хочешь?
Я кусаю губу.
— А, так ты не хочешь вернуться наверх?
— Нет, — признаюсь я.
— Тебе не нравится твоя комната? — Он чертит круги на моей пояснице.
— Это клетка. На окнах буквально решетки.
— Думай о них как о своей безопасности.
— Что ты собираешься делать со мной? — Я спрашиваю.
Тут он отстраняется и смотрит на меня сверху вниз. — Я еще не знаю.
— Сколько мне еще ждать?
— Я не знаю.
Мои глаза сужаются, и дымка, вызванная розовым вином и его близостью, исчезает. Я так чертовски устала быть в этом подвешенном состоянии. Неопределенность давит на меня все больше с каждым днем.
— Я готова подняться.
На этот раз, когда я упираюсь в него ладонями, он отстраняется.
У меня щемит в груди. Я говорю себе, что просто моему телу не хватает его физического тепла.
Когда я захожу в свою комнату, он запирает за мной дверь, мне почти удается убедить себя, что это правда.
ГЛАВА 25
ДАМИАНО
Оставив Валентину в ее комнате, я возвращаюсь к бассейну и пытаюсь забыть ощущение ее изгибов, прижатых к моей груди.
Хуже то, что я уже трогал ее везде, потому что точно знаю, насколько нежна ее кожа, и как идеально ее сиськи помещаются в моих ладонях. Я даже знаю, какой тихий звук она издала бы, если бы я потянул крошечный треугольник ее купального костюма на несколько дюймов и засунул ее сосок себе в рот.
Почему я пошел к ней и Мартине? Один момент Наполетано и я шел в свой офис, а в следующее мгновение я уже стоял на террасе у бассейна, пытаясь не застонать при виде этого безумного тела, выходящего из воды.
Я думаю, что ее шелковистые черные волосы, мелькнувшие сквозь стекло, заставили меня изменить курс. Я рявкнул что-то Наполетано о том, что ему нужно проверить Мартину, и он, вероятно, понял это насквозь, самодовольный ублюдок. Ничто никогда не пролетает мимо него.
К моему крайнему изумлению, моя сестра снова начала печь. Когда несколько дней назад я увидел, как она замешивает тесто на кухне, я не мог поверить своим глазам. Несколько недель я пытался заставить ее что-нибудь сделать. Что угодно. У нее всегда было наготове оправдание. Но однажды из-за нашей пленницы все изменилось.
Я выхожу наружу и замечаю, что Наполетано и Мартина не сдвинулись ни на дюйм с тех пор, как мы с Валентиной ушли. Моя сестра сидит, обхватив
Стоя рядом с ее шезлонгом, Наполетано, как всегда, держит свои руки в карманах, солнце блестит на циферблате его часов. Они хоть словом обменялись, пока меня не было? Навряд ли. Мой старый друг не слишком разговорчив, если только речь не идет о бизнесе.
— Я закончил, — говорю я ему. — Рас ждет нас в моем кабинете.
Наполетано кивает. Я вхожу внутрь, ожидая, что он последует за мной, но, к моему удивлению, он отстраняется и что-то говорит Мартине.
Брови моей сестры взлетают вверх, прежде чем она зарылась лицом в книгу.
— Что это было? — спрашиваю я, как только он присоединяется ко мне в доме.
— Мы говорили о книге, которую она читает, — говорит он своим низким голосом.
— Что за книга?
— Ты не читал.
— Откуда ты знаешь, что у меня есть, а что я не читал?
Его ответ — легкое подергивание губ, и это заставляет меня расправить плечи.
— Не отвечай, — говорю я. Наверное, однажды в воскресенье ему стало скучно, и он взломал камеру в моей библиотеке просто так. Я еще не слышал о системе безопасности, непроницаемой для Наполетано. Он лучший из лучших. Вот почему ему поручено хранить так много добычи, которую клан собрал за последние несколько десятилетий — драгоценности, изобразительное искусство и бесценные исторические артефакты. Они разбросаны по всей Италии в сверхзащищенных хранилищах, спроектированных им. Если бы у меня когда-нибудь было что-то ценное, что мне нужно было спрятать, я ни на секунду не сомневался бы, что с ним это будет в безопасности.
Мы входим в кабинет и идем, чтобы занять свои места. Я опускаюсь в кресло напротив Раса. — У тебя есть информация, о которой я просил?
Рас берет коричневую папку с кофейного столика рядом с собой. — Сейчас.
Он бросает мне папку.
— Ты не должен оставлять бумажного следа, — говорит Наполетано. — Вот как планы раскрываются.
Я открываю папку и просматриваю два листа бумаги внутри. — Какие планы?
— Твой план свержения дона.
Откуда он мог это знать? Я поднимаю бровь, глядя на Раса. — Ты сказал ему, когда забирал его из аэропорта?
— Я ничего ему не сказал, — говорит Рас, выглядя нехарактерно озадаченным.
Наполетано вытягивает ноги перед собой и скрещивает их в лодыжках. — Ты сказал мне, что тебе нужно сделать доказательство взлома этого комплекса. Если тебе не удалось разозлить всех туристов настолько, чтобы попытаться штурмовать это место в массовом порядке, есть только одна вещь, о которой вы можете беспокоиться.
Мы с Расом переглядываемся.
— Как ты с Сэлом ладите в последнее время? — Я спрашиваю.