Когда она ушла
Шрифт:
«Призрака нельзя победить. Оставь это, Райли».
И Мари, которая оказалась гораздо храбрее, чем думала Райли, в конце концов взяла всё в свои руки. Она объяснила свой выбор тремя простыми словами:
«Другого выбора нет».
Однако забрать собственную жизнь не есть храбрость. Это трусость.
Сквозь тёмные мысли Райли прорвался голос:
— С вами всё нормально, леди?
Райли подняла голову.
— Что?
Затем она постепенно поняла, что стоит на коленях на пустыре. По её лицу бежали
— Может быть, мне кому-нибудь позвонить? — спросил голос. Райли увидела, что недалеко на тротуаре остановилась женщина — пожилая дама в поношенной одежде с обеспокоенным выражением лица.
Райли постаралась унять свои рыдания и встала на ноги, а женщина побрела дальше. Райли в ступоре осталась стоять. Если она не может положить конец собственному ужасу, она знает, как заставить себя забыть о нём. Это не было мужественно, не было и благородно, но Райли было уже всё равно. Она больше не могла сопротивляться. Она села в машину и поехала домой.
Глава 27
Всё ещё трясущимися руками Райли достала из бара на кухне припрятанную там бутылку водки, к которой она обещала себе никогда больше не притрагиваться. Она открутила пробку и постаралась тихонько, чтобы не услышала Эприл, налить её себе в стакан. Поскольку внешне напиток был очень похож на воду, она надеялась, что ей удастся пить его в открытую без необходимости врать. Она не хотела врать. Но бутылка неосторожно булькнула.
— Что ты делаешь, мам? — спросила её Эприл из-за кухонного стола.
— Ничего, — ответила Райли.
Она услышала, что её дочь застонала, поняв, что она делает, но слить водку обратно в бутылку было уже нельзя. Райли хотела вылить её, правда, хотела. Пить алкоголь — последнее, чего бы она хотела, особенно перед Эприл, но она ещё никогда не чувствовала себя такой опустошённой и подавленной. Ей казалось, что весь мир сговорился против неё. И поэтому она нуждалась в том, чтобы выпить.
Райли тихонько поставила бутылку обратно в бар, вернулась за стол и села со своим стаканом. Она сделала большой глоток, и напиток приятно обжёг её горло. Эприл задержала на ней взгляд.
— Это ведь водка, да, мам? — спросила она.
Райли ничего не сказала, но почувствовала, как по ней растекается чувство вины. Заслужила ли это Эприл? Райли оставила её на весь день дома, лишь изредка с ней созваниваясь, и девочка была удивительно ответственна и не попала в неприятности. А вот Райли теперь ведёт себя безрассудно и опрометчиво.
— Ты разозлилась, когда я курила травку, — сказала Эприл.
Райли продолжала молчать.
— Теперь ты скажешь мне, что это другое, — продолжала Эприл.
— Но это действительно другое, — устало сказала Райли.
Эприл уставилась на неё.
— С чего бы это?
Райли вздохнула; она знала, что её дочь права, и почувствовала усиливающееся чувство стыда.
— Травка
— К тому же ты взрослая, а я ребёнок?
Райли ничего не ответила. Конечно, она собиралась сказать именно это. И, конечно, это было бы лицемерием и несправедливостью.
— Я не хочу с тобой спорить, — сказала Райли.
— Ты в самом деле собираешься начать всё это сначала? — спросила Эприл. — Ты так много пила во время всех этих своих проблем — о которых ты даже не собираешься мне рассказать.
Райли стиснула челюсти. Злость? Но с чего бы ей вообще злиться на Эприл, к тому же сейчас?
— Есть вещи, о которых я не могу тебе рассказать, — сказала Райли.
Эприл закатила глаза.
— Боже, мама, почему? Я когда-нибудь буду достаточно взрослой, чтобы узнать ужасную правду о том, чем ты занимаешься? Это не может быть хуже чем то, что я представляю. А представляю я много, уж поверь.
Эприл встала со стула и протопала к бару. Она достала бутылку водки и стала наливать себе в стакан.
— Пожалуйста, не делай этого, Эприл, — слабо попыталась возражать Райли.
— Как ты мне помешаешь?
Райли встала и осторожно забрала у Эприл бутылку, затем она села обратно и выплеснула содержимое стакана Эприл в свой собственный стакан.
— Просто доедай свой завтрак, ладно? — попросила Райли.
Теперь плакала Эприл.
— Мама, как жаль, что ты сама ничего не видишь, — проговорила она сквозь слёзы. — Может, тогда ты бы поняла, как мне больно видеть тебя такой. И как больно, что ты никогда мне ничего не рассказываешь. Это очень обижает.
Райли открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла.
— Поговори с кем-нибудь, мам, — сказала Эприл, всхлипывая. — Не со мной, так хоть с кем-нибудь. Должен быть хоть кто-то, кому ты доверяешь.
Эприл умчалась в свою комнату и захлопнула за собой дверь.
Райли опустила голову на руки. Почему у неё ничего не получается с Эприл? Почему она не может уберечь дочь от всех своих неприятностей?
Всё её тело сотрясалось от рыданий. Мир полностью вышел из-под контроля, не оставив ни единой связной мысли.
Она сидела так, пока слёзы не перестали стекать по её щекам.
Тогда, взяв бутылку и стакан, она пошла в гостиную и села на диван. Она включила телевизор и стала смотреть первый попавшийся канал. Она не знала, какой там идёт фильм или телешоу, да ей и не было это важно. Она просто сидела, безучастно глядя на мелькающие картинки, а бессмысленные голоса заполняли пустоту в ней.
Однако она не могла остановить образы, наводнявшие её голову. Она видела лица убитых женщин. Она видела ослепляющее пламя горелки Петерсона, приближающееся к ней. И она видела мёртвое лицо Мари — когда та висела на верёвке и когда лежала в гробу.