Когда осыпается яблонев цвет
Шрифт:
А если с виноградником не выйдет, то можно записаться в художественную школу. Да, в средиземноморском домике очень органично смотрятся незатейливые акварельки. В Ниночкином вот висят постеры, это как-то холодновато. Хочется тепла, солнца и простоты. Так что Ван Гог и Пикассо тут неуместны. Они под надежным стеклом в недрах московской квартиры, а в южном домике должны быть легкость и незатейливость. Не дешевка и не безвкусица, а именно простота. А что может быть лучше хозяйских акварелей? Марта нарисовала бы цветы, и кораблик, и такой же, как у Ниночки, притулившийся на скале домик. Не написала бы, а именно нарисовала. Ей бы рисовать научиться. Пока что в ее активе только новогодняя елка (видимо, этот навык ей все-таки привили когда-то в детстве) и еще слон (вид сзади). Слона она подсмотрела лет двадцать назад у одной девчонки в общежитии консерватории. Та писала длинные письма огромному количеству людей: родителям, братьям-сестрам, подругам, молодому человеку, и в конце каждого письма рисовала незатейливого слоника. Для родителей хобот слоника держал цветочки, для других родственников конфетки, для подруг какие-то бусики, а для бойфренда, конечно, пронзенное стрелой сердце. Слоник Марте нравился,
– Научи меня рисовать слона.
– Слона? Ой, а я только такого умею, – расстроилась соседка.
– Такого и научи.
Научилась Марта быстро, буквально в полсекунды. Поэтому и считала, что способна научиться многому. Не так чтобы писать картины, а так чтобы рисовать цветочки, кораблики, домики и прочую приятную для глаз ерунду.
А если не получилось бы с рисованием, тогда непременно вышло бы с украшениями. Их и не надо было учиться делать, она уже умела. Только времени на увлечение не было, а тут появилось бы. Конечно, вместе со временем появились бы и цацки, и вовсе не те, о которых сейчас размышляла Марта, а самые настоящие – драгоценные, из тех, что тоже в сейфе под замком, и некуда, и не с кем их выгуливать. А и зачем они нужны, если надеть нельзя? Куда лучше такие, в которых, как говорится, и в пир, и в мир, и в добрые люди. Подобные бусики, браслетики, колечки Марта любила. Бижутерия была ее настоящей страстью. Вот только красивая бижутерия стоила не копейки, а лишних денег у Марты отродясь не водилось. Украшения Марта делала сама: брала бусины, нанизывала на леску и вешала на шею и запястья яркие, разноцветные ряды. Это было быстро и просто, а на настоящее искусство (так чтобы с дизайном, с выдумкой, с тщательностью) у нее просто не хватало времени. Как-то проговорилась одной клиентке, похвалившей ее браслеты, что сама их делает, так та сразу же пообещала ей целую кучу покупательниц. Марта все выходные потратила на работу: ездила за материалом, составляла узор, все пальцы исколола леской в мечтах о баснословной прибыли и новых заказах, но мечты, как водится, остались мечтами. Нет, ее труд оценили, ей даже поаплодировали, наговорили кучу приятностей и кое-что действительно купили. Но «кое-что» погоды не делает и, уж конечно, не кормит, а Марта хотела кушать. И не просто хлеб, а так чтобы с маслом, а по праздникам желательно и с икрой. И не просто дома под телевизор, а в хорошем ресторане и под приятную музыку. А для этого мало было работать, надо было зарабатывать. Вот и получалось, что принимать дома клиенток в свои законные от салона выходные было делом гораздо более прибыльным, чем изготовление украшений. Но вот если бы получилось стать Ниночкой (естественно, в переносном смысле, боже упаси в прямом!), Марта мгновенно послала бы куда подальше и салон, и клиенток с их загорелыми икрами, и даже свое личное домашнее кресло, на которое копила не один месяц, дабы те, кто пришел на дом, оказались в таких же комфортных условиях, как и в салоне. А когда послала бы, смогла бы заниматься тем, что по душе, а не по возможностям. И материал бы покупала побогаче и поинтереснее, и дизайн бы придумывала пооригинальнее, и, главное, времени бы не жалела на воплощение задуманного в жизнь. А потом ходила бы в своих украшалках и не слушала бы, о чем шепчутся за ее спиной всякие Ниночки.
– Что это на ней такое странное?
– Дешевизна нынче в моде?
– Он ей что, брюлики не покупает?
Бриллианты и изумруды он, наверное, покупал бы, скупой мужчина – не Мартин мужчина, но носить все это роскошество ежедневно? И куда? На дайвинг? Или на курсы сомелье? А может быть, в художественную школу? О, там наверняка ей быстро укажут на отсутствие вкуса, а заодно и похоронят навсегда мечту об акварелях. И потом, бижутерия действительно в моде, а все остальное, особенно на летнем курорте, – лишний китч и признак дурного тона. А Марта с удовольствием носила бы свои изделия и дарила бы их Ниночкам, а те надевали бы и делились бы с мужьями пренебрежительно:
– Представляешь, Марта сама это сделала.
– Сама? – звучало бы в ответ, и читали бы Ниночки в этом вопросе целую гамму эмоций – от простого удивления до истинного уважения и даже восхищения.
Но для этого еще надо оказаться на Ниночкином месте. А пока Марта все еще на своем и, как ни старается, не может отплыть в сторону ни на полметра. За буйки вот плавает под справедливые замечания подруги о том, что однажды ее переедет скутер, или катер, или (ха-ха) неизвестно откуда взявшаяся акула съест и не поперхнется, а от места своего насиженного оторваться боится, потому что не верит, что выплывет, чувствует, что утонет, а беспомощно барахтаться в бездне и просить о помощи Марте не свойственно. Не позволяет дух все тех же Форсайтов.
В общем, занятий на свете великое множество. Выбирай не хочу. И кстати, отчего, собственно, удачное в финансовом отношении замужество должно ставить крест на том, чем женщина занималась до брака? Марта, например, любит свою работу. Конечно, жалуется. Конечно, ноет. А кто не ноет? Отдыхать все лучше, чем трудиться в поте лица. Но как бы то ни было, профессия косметолога очень даже неплоха во всех отношениях. Бывает, спина или ноги болят, если попадается несколько подряд процедур, во время которых не присядешь. Но все же с нагрузкой парикмахера не сравнить. Все-таки мастер-косметолог не так устает: ни тебе бесконечной беготни вокруг кресла, ни сгорбленной спины, затекшей шеи и пыли в носу от постоянной полировки ногтей, как у специалистов по маникюру. Кроме того, профессиональные знания и навыки в косметологии дают определенные преимущества, и преимущества весьма приятные. Разве плохо выглядеть лет на пять моложе своего возраста, а если не моложе, то по крайней мере соответственно? Марте, например, больше тридцати пяти никто не дает, а ей уже сорок в этом году стукнет. Бывает, она и перенапрягается, и не высыпается, но владение милыми женскому сердцу секретами позволяет убрать с лица, если не все, то самые явные следы усталости. А убирать эти следы с чужих лиц, между прочим, не менее приятно. Марта всегда довольна, когда видит результаты своего труда. Знает, что было «до», и гордится тем, что получилось «после». Как говорится, почувствуйте
Кстати, об остальном. В конце концов, замужество, как правило, предполагает и деторождение. Но в последнее время за деторождением почему-то не всегда следует детовоспитание. Вот у Ниночки два мальчика, одному из которых еще нет и двух лет. Только сама Ниночка греется на солнышке с одиннадцати до пяти, а дети под присмотром нянь до этого времени и после. Встретиться с мамой они могут часов в восемь, когда она уже одета, накрашена и готова к выходу на ужин в ресторан, но все же еще не ушла окончательно и решила потратить пятнадцать минут на то, чтобы состроить младшему козу и отчитать старшего за порванные шортики от Гуччи. А уж после этого удалиться в какое-нибудь модное заведение, где, вяло ковыряя вилкой в тарелке с зеленым салатом (боже упаси съесть что-то более калорийное на ночь!), продолжать жаловаться на скуку и усталость от жизни.
Марта острой нехватки в сопливых носах и вонючих подгузниках, несмотря на возраст, не ощущала. Иногда, конечно, раздумывала о необходимости родить ребенка, но пока останавливалась в своих размышлениях на том, что ей и так хорошо. Видимо, необходимость в ее конкретном случае не была особенно острой. Хотя женщина и не собиралась вступать в ряды модного теперь движения child free [1] , некоторые из аргументов поклонников этого «братства» казались ей довольно разумными. Ей нравилось чувствовать себя свободной и независимой и распоряжаться временем на свое усмотрение, нравилось ходить в кино или театр не тогда, когда удастся оторваться от семьи, а когда возникнет желание, естественно, совпадающее с возможностью (работу пока еще никто не отменял, а о движении job free Марте ничего слышать не доводилось). Ее не посещали мечты о маленьком теплом комочке, тихонько сопящем у груди, или сладко агукающем, или плачущем по ночам (нехватка сна – главный враг женской красоты, уж кому-кому, а косметологу это известно лучше, чем кому-либо другому). Но вместе с тем Марта отчего-то была уверена в том, что, случись в ее жизни подобная перемена (счастливая или наоборот – она пока не могла решить), она бы не стала нанимать вереницу бонн и гувернанток, а постаралась бы обойтись своими силами. Возможно, пришлось бы пригласить няню, но в качестве помощницы, а не в качестве альтернативной замены матери-кукушки. Марта во всем старалась соответствовать поговорке: «Взялся за гуж…» Так что если уж рожать ребенка, то и воспитывать.
1
Свободные от детей ( англ.).
Марта снова прикрыла глаза и опять представила женщину из сна. Наверняка та была хорошей матерью, а девочку, само собой, в комнату привела бабушка. Уж бабушке-то можно доверить ребенка. Правда, у Марты такой возможности нет. Хотя у нее нет не только возможности рассчитывать на помощь бабушки. В данном случае отсутствие таковой не имеет никакого значения. Кого Марта обманывает своими рассуждениями об отсутствии желания иметь ребенка? Просто бережет себя. Не можешь получить – не мечтай. А Марта родить не может. Только ключик от страданий по этому поводу она спрятала в настолько далекий ящик собственной памяти, что открывать его не позволяла не только друзьям и знакомым, но даже самой себе.
– Кофе отвратительный! – прервала Ниночка ее размышления.
– Угу.
«Зачем же ты его пьешь каждый день? Хочешь пофлиртовать, закажи сок. Менее крутой не станешь».
– Вот зимой я была на Маврикии, там в баре делали потрясающий фраппе. Я пыталась выведать секрет, но бармен остался глух к моим просьбам.
«Наверное, и слеп он тоже остался», – Марта с тоскливой завистью покосилась на Ниночкины женственные формы, подчеркнутые тугими чашками яркого купальника.
– А вообще на Маврикии, конечно, красота. Пляжи – просто сказка, песок, представляешь…
Марта уже представляла. Она даже не просто представляла, а чувствовала, что была на Маврикии, и неоднократно. Просто эту историю, каждый раз обрастающую новыми, скорее всего, выдуманными подробностями, она слышала в Ниночкином исполнении уже десятки раз. Сначала Ниночка выражала восторги, лежа на кушетке в салоне, пока Марта колдовала над ее лицом и телом. Тогда это было вполне оправданно: Ниночка только что вернулась из путешествия и спешила поделиться впечатлениями. Да и Марте было интересно хотя бы послушать о недосягаемом. Но прошло полгода, а восторги не утихали и от этого делались просто невыносимыми. Особенно бесила Марту концовка: Ниночка томно закатывала глаза, сжимала у груди ладошки и театрально произносила: