Когда осыпается яблонев цвет
Шрифт:
Завуч повела плечом и отмахнулась. Что за новость такая? Все репетиторствуют. А таким профессионалам, как Марго, просто нельзя этого не делать. Чем больше учеников она выпустит в мир – тем лучше для этого мира. Маргарита тем временем продолжала увещевать:
– Дело ведь не в деньгах, Оль. Ты ведь понимаешь: я что потеряю, то на классном руководстве получу, но людей подводить неудобно, а я и не смогу. А значит, буду лямку тянуть в три параллели, класс и «личники».
Завуч молчала.
– Оль, я просто прошу тебя, найди другой вариант, ну ради меня, пожалуйста.
Девочка (для Маргариты Семеновны все бывшие ученики независимо от возраста навсегда оставались девочками и мальчиками) посмотрела на нее с грустью и тяжело вздохнула:
–
– То есть?
– Да реформу эту свалили на голову. Того и гляди, сократят финансирование и потребуют сокращение штатов, а классные руководители защищены больше других. А не возьмете, тут же скажут, что у вас возраст. Кого другого тронем, начнут кляузничать и доносы писать. Меня, мол, попросили, а Черновицкая работает, несмотря на то, что по ней давно пенсия плачет. И как мне прикажете тогда оправдываться, когда на ковер позовут. Да и, честно говоря, никакого желания нет лишний раз на этом ковре стоять и чувствовать себя неизвестно в чем виноватой. Что мне, на уроки их к вам звать прикажете? Я бы позвала, только ведь не придет никто. Некогда им на людей смотреть и о людях думать. Они все больше законами и предписаниями озабочены. Так что предупреждаю вас, Маргарита Семеновна, это серьезно.
– Ну ведь предупрежден – значит, вооружен, а, Оленька? Может, как-нибудь обойдется? – Надежда все еще теплилась.
– Не обойдется, Маргарита Семеновна. Решение принято и обжалованию не подлежит. – Строгий завуч победил ученицу, хотя в конечном итоге обе составляющие принявшей решение женщины желали своему учителю только добра.
И вот теперь Маргарите предстояло это добро расхлебывать. Такого опыта приобретения класса у нее еще не было. Обычно она знала все заранее и тратила летние каникулы на тщательное изучение личностей детей, которых ей предстояло вести за собой. Рассматривала фотографии, читала их сочинения, изучала характеристики семей и старалась заранее найти правильный подход к каждому. Жизнь научила ее пониманию: плохими дети не бывают, такими их делают взрослые и окружающая среда. Так что основной задачей своего заочного знакомства с будущими воспитанниками педагог считала необходимость найти в каждом из них нечто особенно хорошее, чтобы потом это хорошее культивировать. Как правило, получалось. Хотя как у каждого хирурга есть свое кладбище, так и в практике Маргариты случались досадные промахи, о которых она старалась не вспоминать. Вот и теперь…
«Нет! Нет! Нет!» – одернула она себя и, выключив воду, не вытираясь, укуталась в махровый халат и вышла из ванной. Время думать о будущем, а вовсе не о прошлом. Этим Маргарита и занималась, быстро, не чувствуя вкуса, жуя бутерброд с сыром и глотая горький обжигающий кофе. Мысленно она прокрутила в голове образы детей, вспомнила, как отзывалась о каждом их учитель начальной школы, повторила напутственные слова – вот и все, что она сейчас могла сделать. Но человеку на то и дан разум, чтобы подстраиваться под обстоятельства. Раз нет у Маргариты Семеновны возможности этих обстоятельств избежать, придется их принять и выйти из ситуации с честью. Конечно, детскую преданность придется заслужить, как и заслужить доверие родителей. Они-то, ясное дело, рассчитывали на более молодую Ильину, но ничего: «Старый конь борозды не испортит». Будут довольны дети – будут и родители. Так что в путь.
Женщина вылила остатки кофе в раковину: хватит и нескольких глотков, а то еще давление начнет скакать – лучше подстраховаться. Через десять минут она, уже одетая в костюм, строгий, деловой вид которого смягчало жабо элегантной нарядной блузы, стояла у зеркала и красила ресницы. В очередной раз подумала о том, что не зря сделала стрижку. Подстриглась Маргарита уже года три назад, но все еще продолжала восхищаться новой прической. Короткая стрижка с веселыми светлыми и чуть рыжеватыми вкраплениями перышек в темные волосы ее молодила, а главное – не доставляла хлопот в укладке. Несколько движений расчески и фена после
До школы Маргарита Семеновна всегда ходила пешком. Конечно, приходилось вставать на полчаса раньше, но зато утренняя прогулка всегда помогала настроить и тело, и душу на правильный лад и, что не менее важно, избавляла от толкотни в автобусе и позволяла сберечь костюм. Вот и сегодня ходьба придала недостающей уверенности, и к зданию школы она уже подходила обычной твердой походкой, с расправленными плечами и гордо поднятой головой. Теперь только взять табличку с надписью «5 «А», связку шариков и ждать, когда появятся ее птенцы.
Осенняя территория школы нравилась Маргарите, пожалуй, даже больше, чем весенняя. Конечно, в мае было красиво: у входа царственно шелестели своими розоватыми гроздьями каштаны, вдоль аллеи пестрели цветами загадочные деревья, напоминающие сакуру, на клумбах сияли анютины глазки, а школьный сад утопал в белой пелене цветущих яблонь. Казалось бы, новая жизнь заявляла о своем наступлении всеми возможными красками. Но одновременно Маргарита всегда различала в школьном дворе сначала едва уловимый, но становившийся с каждым днем все более громким гул неотвратимого конца и прощания: конца учебного года и расставания с выпускниками. Радость весны и предстоящих летних каникул тесно переплеталась с меланхолической грустью грядущей разлуки с очередным поколением.
Осень же пахла иначе: сплошным ожиданием, началом разгона, полнотой сил и радостью от встреч. Да, пройдет всего несколько недель, и все успокоится: и люди, и природа. Деревья сбросят листья и погрузятся в равнодушный сон, сад станет голым и малопривлекательным, дождь покроет дорожки школьного двора лужами, а все остальное – сплошной серой краской, но тех, кто приходит сюда каждый день, тоскливый плач осеннего неба не выбьет из проторенной колеи. Осенью они ждут зиму: заснеженного сада, по которому наконец-то разрешат бегать где придется, а не только по устланным плиткой аллеям; ледяную горку за калиткой и развешанных по ветвям деревьев кормушек для птиц. Но это потом. А пока, в сентябре, школьный двор трепещет и улыбается: трепещет от смущения и робости вновь прибывших и от неуемного восторга и энергии старожилов, а улыбается всем и каждому все еще зеленой листвой, музыкой, летящей из динамиков и заставляющей просыпаться всю округу, и цоканьем каблучков, спешащих к порогу школы.
Так, с удовольствием принимая и впитывая в себя это осеннее настроение, слегка щурясь от все еще яркого сентябрьского солнца, Маргарита подходила к школьному крыльцу. Там уже переминались несколько человек – в основном старшеклассники, которым хотелось многим поделиться с друзьями до того, как директор призовет всех к порядку и начнет приветственную речь.
– Здрасть, Маргаритсеменна! – поприветствовали они ее нестройным хором, и она улыбнулась, кивнула, отметив, что за лето многие вытянулись, повзрослели, а милое сердцу «Маргаритсеменна» стало звучать басом, а не фальцетом.
Здесь же, на площадке перед школой, стояли несколько первоклашек с родителями. Дети с трудом удерживали огромные букеты, их мамы дрожащими руками поправляли банты девочкам и галстуки мальчикам.
– Поздравляю вас! – улыбнулась и этой группе Маргарита и прошла в школу.
– Слава богу, Маргарита Семеновна, вы, как всегда, пораньше, – бросилась к ней на пороге завуч. – Пойдемте скорее, надо поговорить.
– Что-то стряслось, Ольга Валерьевна? – Учительская установка: при детях официоз, а по именам за закрытыми дверьми. Маргарита поспешила за завучем, внутренне ликуя. Сейчас ей скажут, что нашелся выход, что классное руководство отменяется, что все остается по-старому. «А вдруг уволят?» – екнуло в груди. И тут же пронеслось отчего-то спокойное: «Уволят так уволят. Без куска хлеба не останусь. Возьму еще учеников. Зато сама себе хозяйка. И высплюсь наконец».