Когда осыпается яблонев цвет
Шрифт:
– Да не хочу я ни на какую «Минуту…»!
– Правильно, минута нам не нужна. Нам теперь подавай целый век. Так, заметано. Я буду твоим продюсером и заберу половину гонораров. Нет, лучше семьдесят процентов. Тебе на Париж и тридцати хватит, а мне семью кормить.
Марта расхохоталась:
– Уймись, Нат!
– А что, плохое развитие событий?
– Хорошее. Только маловероятное.
– Если так рассуждать, никогда ничего не получится!
– А что должно получиться-то?
– Не знаю. Какой-нибудь толк.
– Толк уже есть, Нат. Я хочу играть и играю. Тебе разве не хочется писать просто так?
– Мне уже давно ничего не хочется. А просто так тем более. И тебе вот этим «просто так» я довольствоваться
– И что же ты сделаешь?
– Не знаю. Что-нибудь придумаю. Найду какой-нибудь подходящий конкурс.
– Ну найди, – милостиво разрешила Марта, положила трубку и спокойно вернулась к пианино. Если бы она только знала, куда приведут ее сказанные только что слова…
17
Премьера спектакля была намечена на двадцать восьмое декабря. Ребята волновались и предлагали Маргарите повременить, уговаривали еще порепетировать, клялись и божились никуда не разъехаться в каникулы.
– Знаю я ваши обещания, – только и отмахивалась педагог. – У вас одни планы, у ваших родителей другие. Погрузят в чемодан и увезут. К тому же у меня тоже каникулы – одни-единственные, между прочим, законные, кроме летних. А в праздники, мои дорогие, положено отдыхать. Так что играем премьеру в декабре. Незачем в новый год за собой старое тащить. Усвоили?
– Усвоили, – нестройный хор не слишком довольных голосов.
– Да ладно, чуваки, не боись! Может, еще никакая это не лажа с концом света, и мы не успеем опозориться. – Егор Шлыков разрядил обстановку. Кто-то шикнул на него, кто-то прыснул, кто-то даже зааплодировал. Крылов, конечно, посмотрел зло. Но у него на то свои причины. Анжелика-то Бельченко уплыла, можно сказать, окончательно. Сидит рядом со Шлыковым, даже голову на плечо ему положила, не стесняясь ни Маргариты, ни завуча, заглянувшего на репетицию.
– Ладно, погоревали, и будет. – Маргарита возвращает себе режиссерские полномочия. – За работу!
Действие на сцене идет легко. Актеры увлечены, роли выучены, движения отточены. Самому Антону Павловичу было бы не к чему придраться. Маргарита почти не прерывает учеников, просто следит за ходом игры. Следит и завуч. Наконец выносит свой вердикт:
– Маргарита Семеновна, вы, как всегда, на высоте. Мне кажется, вы и на китайском смогли бы срежиссировать. Знаете, мне даже жаль, что с нами вы ставили только французские произведения. Хотя… Помните, какой был «Маленький принц»?
– Я помню, Оля, помню. – Маргарита поморщилась, она не желала возвращаться в прошлое. – Мы ребятам мешаем. Они же работают.
Сцена следует за сценой. Все идет без сучка, без задоринки. Маргарита всегда требовательна к себе, но сейчас ей действительно есть чем гордиться. «Хороший спектакль, – думает она. – Конкурсный. Может, на этот раз рискнуть и заявить о своих талантах хотя бы на окружной площадке? Хотя зачем? Чтобы лишний раз продемонстрировать всем, что ее жизнь – это театр? Да, театр. Только театр одного актера. И ей это отлично известно, а остальным знать совершенно необязательно».
– А Шлыков хорош! – снова не выдерживает завуч. – Как вам это удалось? Он же не хотел участвовать.
– Доброе слово и кошке приятно, – откликается Маргарита и прижимает указательный палец к губам. Действо на сцене близится к завершению. Маргарита довольна: опасения ребят напрасны, к премьере они готовы. Кто-то больше, кто-то меньше, но подвести никто не должен. А Егор и правда хорош. Ни к чему не придерешься: ни к интонациям, ни к исполнению, ни к самой манере игры. Он из тех, кому сам Станиславский кричал бы: «Верю!» Да, как ни крути, а чутье на таланты Маргариту никогда не подводило. И способы вытащить эти таланты наружу она тоже находила всегда. Нашла и в этот раз. Егору было необходимо быть в центре внимания – она этому способствовала: просила о помощи, давала мелкие поручения,
– Может, все-таки ты попробуешь? – Это она сказала негромко, а тихо, так, чтобы слышал только он, и добавила: – Анжелика будет рада.
Егор взглянул на нее недоверчиво и даже немного сердито. «Ну, конечно, Анжелика – это личное, а в личном нет места всяким учителкам». Однако на сцену он все-таки пошел и сыграл великолепно. Маргарита знала, что так и случится. Егор был артистичен, остроумен и на их общих классных вечеринках нередко изображал знаменитых персонажей, или одноклассников, или кого-то из учителей, на которых десятый «Б» имел зуб. В общем, его актерские задатки были очевидны педагогу, а теперь талант бросился в глаза и ребятам. Отовсюду слышалось:
– Во дает!
– Ну, Шлыков, уморил!
– Нашелся медведь-то.
Даже Крылов, очевидно, признал талант соперника: стоял молча в стороне и никак не комментировал происходящее. «Вот и постой. В стороне, – решила тогда Маргарита. – Там тебе самое место». В общем, ее план сложился: сложилась сцена, и пара Егора и Анжелики тоже сложилась. Шлыков теперь меньше рисовался, был доволен жизнью и не доставлял неприятностей ни Маргарите, ни другим учителям. Крылов, казалось, смирился со своим поражением и переключил свое внимание на Юлю Дерзун. Магарита его даже немного зауважала. Все-таки есть в нем что-то настоящее, в этом Крылове, раз он не ищет легких путей. Ведь, казалось бы, любую помани – прибежит не оглядываясь. Но «любые» Володе не нужны, ему подавай тех, кто позаковыристей. Ему интересна личность, а значит, и сам он далеко не простак. Педагог с удовольствием изменила о нем свое мнение, как и о многих в десятом «Б». Класс, которого она опасалась и даже в чем-то побаивалась, открылся ей с прекрасной стороны. Хотя почему открылся? Это она сама открыла его хорошо известным способом: ничто не объединяет людей так, как совместная работа, совместное увлечение, совместная цель. И сейчас их общая цель была очень близка к достижению. До премьеры еще неделя, но уже сейчас можно не сомневаться в том, что их ждет триумф.
– Спасибо, – обратилась Маргарита к артистам, – все молодцы. Свободны до послезавтра.
Расходиться никто и не думал. Спрыгнули со сцены и подбежали к педагогу. Лица радостные, возбужденные, а в глазах тысяча вопросов, замешенных на предвкушении, легком испуге и тревожном ожидании. Вопросы сыплются на Маргариту летним грибным дождем, под которым обычно так здорово мокнуть:
– Получается, да? Скажите, получается?
– Вы видели, я ни одного слова не забыл.