Когда отступит тьма
Шрифт:
Коннор не ответил. Эрика понимала, что предала его. Надсмеялась в последнее мгновение их жизни над доверием, любовью и видела это в его донельзя изумленных глазах.
Потом Роберт издал отрывистый смешок, прозвучавший в тишине, будто пистолетный выстрел.
— О, прекрасная mea culpa[14]. — Его дыхание обжигало ухо Эрике, нож прилегал к горлу. — Просто великолепная. Но раз ты так виновата, почему страдать пришлось мне?
Повернув голову, Эрика увидела его профиль, впалую щеку, спутанную, грязную бороду, ощутила запах мускуса,
— Знаю, что ты страдал, Роберт. Знаю. — Она подумала о рыбачьей деревушке, пристани, черной воде Эгейского моря, бездонной пустоте собственной души. — Но и я тоже страдала.
— Вот как? Что ж, маловато.
Он сделал последний шаг.
Револьвер Коннора оказался в пределах его досягаемости.
И Эрика представила себе дальнейшее, представила, как все произойдет.
Роберт поднимет пистолет, выстрелит, и Коннор повалится в брызгах крови...
Она представляла себе это очень ясно, потому что видела раньше, видела в ту ночь двадцать четыре года назад — стреляющий пистолет, красные брызги. Роберта с ничего не выражающим лицом...
Из ее груди вырвался крик, отчаянный, неистовый.
— Нет, Роберт, не надо больше, нет!
Эрика рывком вывернулась из его захвата, нож царапнул ей подбородок. Роберт прорычал ругательство, и она в отчаянии нанесла удар ногой по револьверу на полу, чтобы оружие отлетело обратно к Коннору...
Промахнулась.
Роберт схватил ее.
И с поворотом корпуса бросил вниз.
Со связанными руками Эрика не могла ослабить падение и сильно ударилась о твердый каменный пол, весь воздух с хрипом вырвался у нее из легких.
Подняла затуманенный взгляд и увидела именно то, чего боялась, — Роберт нагибался за револьвером.
Повторение той ночи в Грейт-Холле, только страшнее, потому что жертвой на сей раз будет Коннор, а она не сможет этому помешать, не сможет совершенно ничего поделать.
Была единственная секунда — одна-единственная, — когда Роберт отвлекся, отбрасывая Эрику и нагибаясь за револьвером.
Единственная секунда, когда он оторвал взгляд от Коннора.
Единственная секунда и единственная возможность.
Коннор бросился, изогнувшись в неуклюжем прыжке, под стол в центре зала.
Рука метнулась за борт куртки, во внутренний карман, пальцы сомкнулись на сорокапятикалиберном «кольте» Эндрю Стаффорда.
Он выхватил оружие, снял большим пальцем с предохранителя, рывком поднялся на корточки. Роберт поворачивался к нему, Эрика находилась между ними, но лежала на полу.
Коннор прицелился повыше и выстрелил.
Роберт успел разглядеть в руке Коннора «кольт», испуганно подумать: «Откуда он взялся?» — а затем пошатнулся, пол накренился, стены в нахлынувшей жаре и необычности стали плавиться.
Он потряс головой. Не думалось.
Кровь покрывала его пеленой. Во рту булькала горячая пена.
Ранен.
Да. Коннор ранил его.
А револьвер, который он только что поднял с пола...
Роберт, ища его, посмотрел на правую руку, она была пуста.
Он выронил оружие, должно быть, оно лежит где-то рядом, но там найти его так же невозможно, как на дне бездны.
Значит, он все-таки побежден. Умрет неочищенным, душа, запятнанная, оскверненная убийством матери, бывшей всеми матерями, всеобщей Матерью земли, луны и неба, мир ее утроба, ее утроба его могила...
Вздорные мысли. Его разум водоворот, клубящийся туман.
Но в этом кружении — одна ясная мысль, одна уверенность.
Он станет их добычей.
В смерти не будет избавления. Не будет ни укрытия, куда можно забиться, ни одиночества, ни перспективы облегчения.
Мучительницы загонят его в преисподнюю, их вопли сольются в конце концов с его воплями.
А может быть, нет.
Может быть, еще существует возможность.
У него есть нож.
Волны света струились и колебались вокруг. Сквозь искажающий все туман он видел Эрику, лежащую у его ног, распростертую на каменном полу.
Ифигения в священной роще. Андромеда на вершине утеса.
Связанная жертва на каменном алтаре. Его жертва.
Он тщательно исполнил все стадии ритуала. Нужно только завершить его. «Завершай!»
Роберт занес обеими руками нож.
И повалился вперед, на сестру, направляя лезвие к ее горлу.
Скорчась под столом, держа «кольт» обеими руками, Коннор наблюдал, как шатается Роберт с раной в груди.
Он не хотел больше стрелять. Эрика слишком близко, слишком рискованно.
Потом Роберт повернулся, сверкнул нож, и у Коннора не осталось выбора.
Он выстрелил, твердо держа «кольт» в руках и молясь о меткости.
Роберт подался вперед, Эрика лежала перед ним, нож опускался.
Жгучая боль в шее — вторая пуля — внезапная тьма.
Он услышал глухой лязг металла о камень и понял, что лезвие прошло мимо цели.
Силы покинули его. Он рухнул на что-то теплое, живое — тело Эрики — и потянул нож к себе.
Нож не двигался. Вонзился в известняковый пол.
Меч в камне, подумал Роберт. Испытание доблести. Кто может развязать гордиев узел?
Он развязал. Он, только он в современном мире видел сквозь наружную оболочку суть вещей.
И теперь — перед смертью — видел гораздо больше, калейдоскоп образов, поток узоров, причудливые сплетения, ошеломляющие своей сложностью, — все связано со всем, — истина открывалась в миллионе иносказаний, разных, но единых, и это было... прекрасно...