Когда падает небо 1
Шрифт:
Он не мог так нагло соврать, и они оба прекрасно это понимали.
“Кира, люди могут умереть, — сказал он, — я пытаюсь спасти их…”
— От их собственных призраков, да. Как я и сказала, весьма забавное зрелище.
“Забавное? Ты находишь всё это… забавным?”
— Интересным и поучительным как минимум. Мне действительно интересно, что у тебя получится.
Лео сделал шаг назад от этого… чудовища.
“Интересно? Это ты выпустила их! Кучу мертвецов, которые теперь творят не пойми что с душами живых! Это только потому, что тебе захотелось
— Чудовище… — она с усмешкой покачала головой. — О да, я — чудовище. Порождение древнего тотема, голос множества голосов, ключ, открывающий двери… Память множества моих предшественниц течёт сейчас по моим венам; моё дело — давать мёртвым говорить. Это не то, что можно предотвратить. Сирин появляется, когда мёртвых голосов, полных отчаяния, становится слишком много; Сирин не хозяин своему голосу, дверям или временам; Сирин — просто ключ.
Это всё было выше его понимания.
— Или твой эльф не стоил такого права? Или тебе не стало легче после встречи с ним?
Лео вскинулся.
“Это другое! Ты могла бы позволить говорить только достойным…”
— А кто у нас достойный, Лео? — уточнила она. — Ты знаешь точно, да? Я — не знаю. Я — часть силы, холодной и тёмной, которая обнимет тебя однажды, когда последний вздох растает в тишине. Перед лицом этой силы нет достойных или недостойных; перед ней и только перед ней все действительно равны. Я же просто глупая птица; я создана, чтобы петь. И, когда боль разрывает грудь, когда чужие голоса, переполненные отчаянием, дрожащие от несказанного, звучат так, что почти оглушают, когда их становится слишком много, я не могу не петь.
Лео не был уверен, что именно на это ответить.
Он был устроен иначе; он не понимал таких вещей, а частично, возможно, и не хотел понимать.
А непонятное всегда пугает.
У существа напротив была нечеловеческая логика, много могущества и, возможно, психика на грани срыва…
— За гранью, я бы сказала, — усмехнулась Кира болезненно.
Вон оно как…
То есть, она знает о нём всё.
— В этом мире нет и не может быть тайн от Сирина, — скучающим тоном проговорила она. — Все твои мысли, чувства и порывы. Всё, что есть ты, всё, что испытываешь ты, все твои помыслы, все вероятности, окружающие тебя… Все сожаления. Все страхи.
Значит, все чувства и порывы?
Лео не хотел этого думать, но мысли и чувства контролировать намного сложнее, чем язык. Может, и находятся умельцы, но он к таковым не относился.
И да, разумеется, он подумал: какой ужас.
— Ну да, — усмехнулась она, — это я тоже слышала.
Лео вздохнул.
Разговор со стремительностью дурацкого крутого пике штопором уходил куда-то в выгребную яму. Не было никакого смысла в попытках убедить существо, буквально читающее у него в душе.
Забавно, он никогда не задумывался о том, что ложь, то бишь, приукрашивание
— Это многое объясняет и про людей, и про могущество слов, — с улыбкой кивнула Сирин, поведя всеми своими восемью крыльями.
И на Лео вдруг накатило.
Это же как тогда, когда они только попали сюда, когда впервые услышали содержание драконоборческих агиток. Их взгляды встретились, и позже, оставшись наедине, они заговорили об истории и литературе. Намеренно — аналогиями, загадками, отсылками, которые едва ли могли бы быть понятны кому-то, кто вырос вне земной культуры… Хотя, мало кто и из драконоборцев понял бы.
Кира была умна. В отличие от Лео, она не заканчивала элитных университетов — что вполне логично, когда один твой родитель в гробу, а второй в тюрьме. Её образование было менее систематическим, чем у Лео, но она понимала его.
С самого первого дня они были против всего мира, очень дивного, очень нового, очень страшного. Они болтали о человеческой природе, и о взгляде на исторические события, и книгах, и…
Она была его другом.
Никакие крылья и перья не могут этого изменить.
Сирин вздрогнула, глядя на него огромными горящими глазами.
Лео вдруг мысленно поблагодарил Адиона.
Эльф наглядно показал ему, как страшное, непонятное и отвратительное может вдруг оказаться чем-то совсем иным, если присмотреться, если сделать шаг навстречу, если не играть в игру “увидел и повесил ярлык”, если разобраться.
Возможно, мы и впрямь боимся только неизвестности. Возможно, именно потому нас так пугает новое, чуждое и непонятное…
Быть может, именно этот страх всегда был и будет топом первым в числе тех крючков, которые позволяют “разделять и властвовать”.
В случае с Адионом помогли честность и принятие последствий. В случае с Кирой…
Лео вздохнул.
Он всегда называл себя хорошим человеком, но никогда на самом деле не задумывался о том, как тяжело будет доказать свой тезис на деле. Здесь, сейчас, под этими горящими небесами, что должен делать по-настоящему хороший человек?
Это вопрос, ответ на который никогда не будет так прост, как кажется.
А ведь, даже если ответ найден, остаётся ещё цена. Готов ли он на самом деле доказать на практике хоть часть этого своего “хороший человек”?
Раньше Лео сказал бы, что в любой ситуации будет верен своим принципам.
Что, в общем-то, доказывает, что раньше Лео был тем ещё наивным самодовольным кретином, который и близко понятия не имеет, о чём говорит.
Но здесь, сейчас… Из него вряд ли получится хороший человек, тут нет смысла врать себе.
Но он всё ещё остаётся трусом. Это бывает полезно.
В случае с Кирой нет смысла продумывать стратегию, потому что она просто видит все малейшие движения его разума. В случае с Кирой…