Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года
Шрифт:
Конец 1989 г., конечно, не был счастливым для всех и каждого. Когда люди в западном мире собрались за рождественским ужином, экраны их телевизоров заполнили кадры последних мгновений жизни Николае и Елены Чаушеску. Абсолютный правитель Румынии на протяжении двадцати пяти лет и его жена были казнены солдатами его армии, которой он еще командовал за несколько дней до этого.
Румыния была последней из числа стран советского блока, которая пережила революционные перемены. И она была единственной, в которой они сопровождались широкомасштабным применением силы в 1989 г.: по официальным данным, 1104 человека были убиты и 3 352 человека ранены 530 . Только здесь, как и в Китае, были применены танки, происходили масштабные перестрелки. Это отражало природу чрезвычайно персонализированной и арбитражной диктатуры Чаушеску – самой жестокой в Восточной Европе. Отдалившись от Москвы в середине 1960-х гг., Чаушеску остался в стороне и от реформистской повестки дня Горбачева, и от мирного подхода к осуществлению изменений.
530
Peter Siani-Davies The Romanian Revolution of December 1989 Cornell UP 2007 p. 97.
Так
Несмотря на все эти вопиющие репрессии, поводом к их падению стали не социальные протесты, а этнические трения. В Румынии существовало многочисленное венгерское меньшинство: около 2 млн человек из 23 млн населения страны, к которым относились как к гражданам второго сорта. Точкой напряжения стал западный город Тимишоара, где местного пастора и социального активиста Ласло Токеша ожидало выселение. В выходные дни 17–18 декабря около 10 тыс. человек собрались на митинг в его поддержку, декламируя «Свободы! Подымайтесь, румыны. Долой Чаушеску!» Служба безопасности (Секуритате) и армейские части ответили водометами, слезоточивым газом и огнеметами. Шестьдесят безоружных граждан были убиты 531 .
531
McDermott & Stibbe (eds) The 1989 Revolutions pp. 18–19; Sebestyen Revolution 1989 pp. 380–386; Thomas L. Friedman ‘Casualties Reported in Rumania Protest Spawned by a Clash’ NYT 19.12.1989.
Теперь уже протесты охватили всю страну, люди вышли на улицы, вдохновленные примером Польши, Венгрии и Восточной Германии. Режим предпринял ответные действия, и появились данные о двух тысячах погибших. 19 декабря, когда Коль был в Дрездене, Вашингтон и Москва независимо друг от друга осудили «жестокое насилие» 532 .
В Бухаресте Чаушеску, совершенно потерявший ощущение реальности, 21 декабря попытался остановить хаос и выступил перед огромной толпой, что стало телевизионным обращением ко всей стране и миру. С балкона президентского дворца великий 71-летний диктатор выглядел постаревшим, растерянным, встревоженным, постоянно делавшим ошибки во время выступления. Почувствовав это, толпа прерывала его невнятную речь шиканьем, воплями и свистом – в какой-то момент он замолк на три минуты. Как только солдаты и кое-кто из агентов Секуритате начали брататься с демонстрантами на улицах, режим стал рушиться. На следующее утро чету Чаушеску вывезли с крыши дворца на вертолете, но очень скоро снова задержали и, судив судом Линча, расстреляли – или, точнее, всадили в их тела больше сотни пуль. Их окровавленные тела показали нетерпеливым репортерам.
532
Friedman, ‘Rumania’s Suppression of Protest Condemned by the US as “Brutal”’ NYT 20.12.1989.
Однако Румыния в 1989 г. стала исключением. Повсюду смена режимов происходила замечательно более мирным образом. В соседней Болгарии Тодор Живков, находившийся у власти 35 лет, дольше, чем кто-либо еще в блоке, был смещен 10 ноября. Мир это едва заметил, потому что СМИ были заворожены падением Стены предыдущей ночью. В любом случае, это был всего лишь дворцовый переворот: Живков был заменен на своем посту его собственным министром иностранных дел Петром Младеновым. И лишь постепенно стала чувствоваться сила народа. Первые уличные демонстрации в Софии начались неделей позже 18 ноября с требованиями демократии и свободных выборов. 7 декабря разрозненные оппозиционные группы сформировали так называемый Союз демократических сил. Находясь под давлением, власти решили пойти на дальнейшие уступки. Младенов 11 числа объявил, что Коммунистическая партия не претендует на монополию на власть и многопартийные выборы состоятся следующей весной. Впрочем, внезапная отставка Живкова не привела ни к какой фундаментальной передаче власти народу, как в Польше, или к появлению радикальной программы, как в Венгрии. Из этого понятен предпочитаемый в Болгарии термин «Перемены». Через несколько недель настоящий динозавр Варшавского договора был тихо отправлен на свалку истории 533 .
533
Sebestyen Revolution 1989 pp. 361–366; Jordan Baev ‘1989: Bulgarian Transition to Pluralist Democracy & Documents’ CWIHP Bulletin 12/13 pp. 165–180. Cf. On ‘the change’, Maria Todorova ‘Daring to remember Bulgaria, pre-1989’ Guardian 9.11.2009.
Самой эмблематичной из всех национальных революций 1989 г. была революция в Чехословакии. Чехам из первых рук был известен коллапс ГДР, с тех пор как «трабанты» всех цветов радуги двинулись по их проселкам, а беженцы наводнили Прагу. Но их собственная коммунистическая элита имела бескомпромиссную твердолобую репутацию, и поэтому перемены пришли в страну позже. Лидер партии Милош Якеш отвергал все попытки реформ сверху, по типу Венгрии и Польши. И у этого был свой контекст. Воспоминания о 1968 г., а прошло всего 20 лет, были все еще памятными и болезненными, но их оживили сцены с Берлинской стены 9–10 ноября. Неделей позже, 17 ноября мероприятие в память о чешском студенте, убитом нацистами пятьдесят лет назад, быстро переросло в демонстрацию против режима, разогнанную полицией силой. Это стало искрой. Со следующей
534
Oldrich Tuma ‘Czechoslovak November 1989 & Documents’ CWIHP Bulletin 12/13 pp. 181–216. Sebestyen Revolution 1989 pp. 367–369; Garton Ash The Magic Lantern pp. 78–130. Cf. Michael Pullmann ‘The Demise of the Communist Regime in Czechoslovakia, 1987–1989: A Socio-Economic Perspective’ in McDermott & Stibbe (eds) The 1989 Revolutions pp. 136–153
От скорости перемен захватывало дух. Вечером 23 ноября Тимоти Гэртон Эш – ставший свидетелем беспорядков в Польше в июне и начала революции в Чехословакии, – беседовал с Гавелом за кружкой пива в подвале любимого паба Гавела. Британский журналист пошутил: «Польше понадобилось 10 лет, Венгрии 10 месяцев, а Восточной Германии 10 недель; вероятно, Чехословакии понадобится 10 дней!» Гавел взял его за руку, улыбаясь своей знаменитой улыбкой победителя, позвал команду видеожурналистов, пивших пиво в том же баре, и попросил Гэртона задать свой вопрос вновь, на камеру: «Если бы это было возможно, то это было бы сказочно!» – вздохнул Гавел 535 . Его скептицизм совсем не был показным. И в то же время революция заняла пусть не десять, но двадцать четыре дня, а 29 декабря Национальная ассамблея избрала Вацлава Гавела Президентом Чехословакии в священных залах Пражского Града.
535
Garton Ash The Magic Lantern p. 78.
На тот момент это было лишь переходное правительство – свободные выборы должны были состояться в июне 1990-го – трансформация на самом деле была поистине глубокой. Она стала «бархатной революцией»: мягкой и тихой, временами даже веселой. По сравнению с Польшей, Венгрией и ГДР политика оппозиции в Праге формировалась любителями, но они смогли научиться на ошибках других, а также на ошибках их предшественников. И что еще более важно: революция в Чехословакии прошла без болезненного экономического кризиса, с которым пришлось бороться правительствам в Варшаве и Будапеште. Таким образом, к Новому году Чехословакия уверенно вышла на дорогу демократии и рыночной экономики 536 .
536
Craig R. Whitney ‘Czech Parliament Unanimously Picks Dubcek as Leader’ NYT 29.12.1989; idem ‘Havel, Long Prague’s Prisoner, Elected President’ NYT 30.12.1989.
Так много всего изменилось за два месяца. В начале процесса в ноябре 1989 г. в Восточной Европе еще были в состоянии видеть будущее для коммунизма, пусть и в реформированных государствах. Но в течение нескольких недель никто уже не сомневался в том, что происходит необратимый упадок. И к концу года «те, кто опаздывал», как Горбачев выразился в Восточном Берлине, уже определенно были наказаны (Чаушеску, Живков и Хонеккер), в то время как те, кто никогда не позволял себе молчать (особенно Гавел и Мазовецкий), заменили тех лидеров, которые их раньше преследовали.
Тот факт, что Горбачев находился над всеми этими разнообразными национальными выходами из коммунизма и при этом не вмешивался, также предоставил Колю больше свободы действий и дал надежду на осуществление его миссии в 1990 г.: подвести обе Германии как можно ближе к единению. Канцлер отразил это в своем новогоднем послании, выразив надежду, что предстоящее десятилетие будет «самым счастливым в этом столетии» для его народа, обещая «шанс на свободную и объединенную Германию в свободной и объединенной Европе». Это, сказал он, «прежде всего зависит от нашего вклада». Другими словами, он напомнил своим соотечественникам немцам – столь долго находившимся под грузом прошлого, – что теперь они получили возможность сформировать свое будущее 537 .
537
Новогодняя речь Коля 31.12.1989, см.: Bundesregierung website.
Но эта новая архитектура не могла быть построена одними немцами. Ледник коммунизма отступал – тая прямо на глазах, открывая путь подымающейся Западной Европе, а застывшая двухблоковая структура Европы времен холодной войны раскололась. Теперь эти части надо было собрать вместе в какую-то новую мозаику, что требовало не только совместных действий, но также творческого участия сверхдержав.
Другими словами, Коль, может, и имел какие-то проблемы в отношениях с Миттераном и особенно с Тэтчер, но все это не были камни преткновения. Когда дело дошло до строительства нового порядка вокруг объединенной Германии, достичь этого можно было, только если работать вместе с Бушем и Горбачевым. Впрочем, оба эти лидера в конце 1989 г. глубоко погрузились в собственные проблемы: как им, пусть и с опозданием, добиться эффективного личного взаимопонимания. И более того, как справиться с очень деликатной проблемой выхода из холодной войны в самом центре Европы.