Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года
Шрифт:
Первой и самой важной персоной, кого надо было поддерживать в позитивном отношении, был Буш. Утром перед тем, как выступить с речью, канцлер направил ему упреждающее письмо – больше никого он не предупреждал. Коль придал письму форму рекомендации, как президенту США стоит поступать во время встречи с Горбачевым на Мальте, и это длинное письмо содержало широкий анализ революционных процессов в Европе, положения в Советском Союзе и императивность сокращения вооружений, как стратегических, так и обычных. Но все это было лишь прелюдией к тому, что на самом деле имел в виду канцлер, а именно то, как Бушу нужно обсуждать германский вопрос на Мальте. Коль связал горбачевскую политику «свободы выбора» в 1989 г. и великий образ «жизни, свободы и стремления к счастью», обрисованный Америкой в 1776-м. Он подчеркнул, что современный запрос на освобождение исходит от самих народов – поляков, венгров, чехов, так же как и от восточных немцев, – и это не просто поворот на Запад, а исторически значимое стремление к реформам, исходящее изнутри каждой нации и из каждой их культуры. Этим суждением он стремился уйти от всякой «победной» западной риторики и в то же время придать вес ключевой теме своего письма – «самоопределению», столь критически важной для его подхода к решению германского вопроса. Только после этого канцлер, излагая свои «10 пунктов», принялся рассматривать объединение – это была самая длинная часть его письма. Имея в виду предстоящий саммит, Коль прямо обращался за поддержкой к Бушу, настаивая на том, что сверхдержавы не просто не
478
Письмо Коля Бушу 28.11.1989, опубликовано в DESE doc. 101 pp. 567–573; Zelikow & Rice Germany Unified p. 122; Jason De Parle ‘THE WORLD – The Bitter Legacy of Yalta: Four Decades of What-Ifs’ NYT 26.11.1989.
Интересно, что Эгон Кренц тоже написал Бушу письмо о речи Коля: это явилось поразительным свидетельством того времени, когда он ясно осознал, что поддержки Москвы для выживания ГДР больше не хватит. Кренц предупреждал о «национализме» и о «возрождении нацистских идей» – четко направляя указующий перст на Бонн и попросил президента о помощи в сохранении статус-кво, другими словами, о сохранении двух Германий как членов «разных союзов». Кренц не получил ответа на свое письмо. Буш знал, что он уже никто и его дни в той должности сочтены 479 .
479
Письмо Кренца Бушу 28.11.1989, цит. по: Zelikow & Rice Germany Unified p. 122.
Однако следующим утром президент взял трубку, чтобы поговорить с Колем. В Белом доме сразу уловили суть последствий «программы из 10 пунктов», видя в ней стратегический переход в сферу международной политики, а не элемент тактической игры в политике внутренней. Скоукрофт был озабочен новыми и односторонними действиями Коля, в то время как сам Буш, хотя и был удивлен, не особенно был этим обеспокоен. Он знал, что канцлер не сможет добиться объединения, действуя в одиночку, и сомневался, что Коль хочет отстраниться от своего самого близкого союзника. «Я уверен, что он посоветуется с нами, прежде чем двигаться дальше, – позднее заметит Буш. – Мы были нужны ему» 480 .
480
Bush & Scowcroft A World Transformed p. 194.
29 ноября президент и канцлер проговорили тридцать минут. Во-первых, они договорились о встрече между ними как «личными друзьями» сразу после Мальты, и эта встреча должна была пройти без Геншера. Коль возьмет с собой только занимающегося вопросами объединения Тельчика – решение, которое снова подчеркнуло институциональное и личное соперничество между Бундесканцелярией и МИДом. Затем Коль более детально пояснил, как он надеется достичь объединения. Несмотря на проявленную с ним на прошлой неделе в Страсбурге солидарность, канцлера продолжала беспокоить степень поддержки Миттерана. Он также четко указал, что опирается на Соединенные Штаты. «История сдала нам хорошие карты, – сказал он Бушу. – Я надеюсь, что при сотрудничестве с нашими американскими друзьями мы сможем неплохо сыграть». Президент, как всегда, не говорил лишних слов: «Я очень поддерживаю ваш общий подход. Заметил, что вы делаете акцент на стабильности. Мы ощущаем это точно так же. Стабильность – это ключевое слово. Мы стараемся не делать ничего, что вызвало бы реакцию со стороны СССР». Буш постарался развить этот последний пункт. Он признал, что состояние советской экономики намного хуже, чем они себе это раньше представляли, хотя Шеварднадзе гордо заметил, что Советы не хотят, чтобы Америка их выручала. Поэтому помощь следует предлагать очень осторожно. Но Буш и Коль согласились с тем, что западная помощь понадобится, потому что «мы хотим, чтобы он добился успеха». Канцлер был удовлетворен разговором и поблагодарил Буша «за добрые слова» – «немцы на Западе и на Востоке слушают очень внимательно. Каждое одобрительное слово по поводу самоопределения и объединения сейчас очень важно» 481 .
481
GHWBPL Telcon of Bush’s call to Kohl 29.11.1989 Oval Office pp. 1, 4. Рассекреченной немецкой версии записи разговора нет или ее нет в DESE. Коль цит. по: Zelikow & Rice Germany Unified p. 123.
Комментируя прессе состоявшийся телефонный разговор сразу после его окончания, Буш сказал: «Мне было удобно. Я думаю, все идет своим чередом». Ему шутливо напомнили, что, еще будучи вице-президентом, он не увлекался тем, что называл «предвидением» (vision thing), и спросили, каким он видит будущее Европы через пять или десять лет 482 . И президент, чувствуя себя значительно комфортнее, чем раньше, пошутил: «Что касается “предвидений”, стремлений, то я их описал в нескольких редко упоминаемых речах прошлой весной и летом, и я бы хотел, чтобы все к ним вернулись и их перечитали. А я потом проверю». Когда смех стих, он продолжил: «Там вы найдете кое-что из “предвидений” – о Европе целостной и свободной». И он добавил: «Я думаю о Европе как целостной и свободной, и это уже не видение, а реальность». Но президент вынужден был признать: «О том, как мы этого достигнем и какими способами и когда будет решен Германский вопрос и все эти вещи, – я сейчас более определено сказать не могу» 483 .
482
«Проблема предвидения» – это фраза, которую сам Буш непреднамеренно ввел в обиход в начале своего собственного президентского срока как признанную проблему формулирования четкого видения страны; Martin J. Medhurst (ed.) The Rhetorical Presidency of George H. W. Bush Texas A&M Press 2006 ch. 2. See also Thomas Singer (ed.) The Vision Thing: Myth, Politics and Psyche in the World Taylor & Francis 2014. На самом деле, президент, возможно, позволил себе некоторую самоиронию, сославшись на «проблему предвидения» в январе 1987 г. в неудачном ответе на критику за свою неспособность четко сформулировать свои фундаментальные убеждения и политику в отличие от Рональда Рейгана. Его насмешливый отпор «О, эта штука с предвидением» возымела обратный эффект, и в октябре 1987 г. Newsweek опубликовал обложку с заголовком «Джордж Буш: борьба с “Фактором слабака”». Даже после победы на выборах 1988 г. Буш так и не смог избавиться от имиджа чрезмерно прагматичного управляющего, который в основном реагирует на события как кризисный менеджер. Идея о том, что у его президентства есть пределы, прижилась, и его рассматривали как президента, которому не хватает определенных лидерских качеств, таких как долгосрочное планирование и творческое
483
Интервью Буша журналистам пула Белого дома 29.11.1989 APP.
В Москве настроение было существенно менее позитивным. Коль движется слишком быстро и планирует будущее Европы «совершенно без учета точки зрения другой Германии», заявил один из советников Горбачева Вадим Загладин. Советский лидер – во время визита в Рим – прямо сказал итальянскому премьер-министру Джулио Андреотти, что «две Германии останутся реальностями»и что «объединение ФРГ и ГДР не относится к числу важнейших вопросов». Позднее на пресс-конференции Горбачев добавил: «Итак, пусть распорядится история. Не надо подталкивать и форсировать несозревшие процессы» 484 . Была ответная реакция и в западноевропейских столицах. Тэтчер хотя и в неопределенных выражениях, но дала Колю понять, что объединение «не стоит на повестке дня», и французские дипломаты публично тоже выразили серьезные возражения по поводу «преждевременных» действий канцлера 485 .
484
Vorlage von Lambach fur Sudhoff, 1.12.1989, опубликовано в DE doc. 25; Запись переговоров Андреотти и Горбачева в Риме 29.11.1989, опубликована в: Михаил Горбачев и германский вопрос. С. 267; Горбачев. Собр. соч. Т. 17. С. 206; Zelikow & Rice Germany Unifi ed p. 124; Kiessler & Elbe Ein runder Tisch pp. 52–54; Vorlage von Hartmann an Kohl 1.12.1989, опубликовано в: DESE doc. 107 pp. 595–596.
485
Kiessler & Elbe Ein runder Tisch pp. 51–52
Казалось, что Коль разжег пожар, а человеком, которому пришлось его тушить, был Геншер. Министр иностранных дел был совершенно ошеломлен, когда несколько дней назад канцлер сбросил свою бомбу в «10 пунктов». Вынужденный вытерпеть все это, Геншер, пусть и сквозь зубы, но поздравил Коля в Бундестаге и затем поведал миру, что политика, изложенная в 10 пунктах, является не чем иным, как «продолжением нашей политики в области международных отношений, в сфере безопасности и внутригерманских дел». Конечно, Геншер негодовал, но должен был поддерживать Коля как партнер по коалиции 486 . Впрочем, он сам поступил по отношению к Колю точно так же в своем выступлении с пражского балкона несколькими месяцами ранее. Да, у них были инстинктивно разные подходы к тому, как достичь воссоединения – Коль предпочитал западноориентированную линию Аденауэра, нацеленную на включение Восточной Германии в Федеративную Республику и Западный альянс, в то время как Геншер склонялся к тому, чтобы распространить Восточную политику на всю панъевропейскую архитектуру. Но, несмотря на соперничество, несмотря на различие в способах и средствах, они оба фундаментально были согласны в конечной цели, а именно, хотели достичь германского единства. Для Геншера это было делом и для головы, и для сердца. Поэтому, смирив гордыню, он был готов выполнить роль пожарного и попытаться перетянуть на свою сторону Лондон, Париж и Москву.
486
Пять лет спустя, в своих мемуарах, Геншер все еще пренебрежительно отзывался о плане Коля из десяти пунктов как о слишком нерешительном и медлительном, без четкого графика в очень срочной ситуации. «Единство должно было быть достигнуто как можно скорее». Genscher Erinnerungen p. 673.
Технически, конечно, министр иностранных дел не отвечал за внутринемецкую политику, потому что внутренние вопросы не относились к «внешней политике». Тем не менее Геншер был полностью вовлечен в вопросы воссоединения, потому что с ним были связаны внешние осложнения, отношения с соседями ФРГ, с правами Четырех союзных держав, прерогативы сверхдержав, сфера международных организаций, так же как и вопросы территории и безопасности. Геншер понимал, что выстроить международный консенсус и проложить дорогу к единству – это его долг.
Москва, очевидно, была самым проблемным препятствием, и для его преодоления требовались самые большие усилия. И, что еще более важно, у Советов были сильные карты: СССР был ядерной сверхдержавой, одной из четырех стран-союзниц, державшей на территории ГДР полумиллионную армию.
Это давало Кремлю несколько возможностей. Он мог настаивать на панъевропейской структуре. Или предлагать идти к германскому единству через нейтралитет, как это пытался сделать Сталин в 1952 г. Он просто мог сказать единству «нет» или использовать силу, чтоб сохранить ГДР. Но как обстояли дела в самом Кремле? А не повернет ли перестройка вспять? А как обстоит дело с переориентацией экономики? Можно ли сдержать сецессионистские требования республик? А вдруг произойдет путч?
Неделей позже, 5 декабря Геншер прилетел в советскую столицу – темным, пасмурным днем прямо во время метели. По пути в город его кортеж встретил другой, двигавшийся ему навстречу, – в аэропорт. Это были Кренц, Модров и иные руководители СЕПГ, только что завершившие свои дела в Кремле. Геншер невольно подумал, что Советы специально согласовали все события, чтобы избежать неловкой германо-германской встречи в аэропорту 487 .
Напряжение витало в воздухе. И то, что произошло вслед за этим, оказалось «самой несговорчивой встречей» с Советами, которую Геншер мог потом вспомнить. Тон разговора во время всей встречи с Горбачевым был настолько резким, что Геншер позднее попросил стенографиста описать встречу более спокойно 488 . «Никогда ранее и никогда после я не видел Горбачева таким огорченным и расстроенным», – отметил Геншер в своих мемуарах. Советский лидер не мог сдержать злости из-за того, что Коль не стал консультироваться. По воспоминаниям Черняева, он гневался несколько дней, хотя у его гнева могли быть и другие причины из-за трудностей в своей стране и вследствие ухудшения ситуации в Восточной Европе в целом. Но что бы ни происходило в уме Горбачева, Геншер был удобной мишенью для его гнева. На самом деле Геншер чувствовал, что временами Горбачев впадает в ярость, потому что просто не в состоянии обсуждать важные вопросы серьезно 489 .
487
Ibid. p. 682; см. также: Ritter Hans-Dietrich Genscher pp. 39–40.
488
Werner Weidenfeld et al. Aufienpolitik fur die deutsche Einheit: Die Entscheidungsjahre 1989/90 [Geschichte der deutschen Einheit, Band 4] DVA 1998 p. 646.
489
Genscher Erinnerungen pp. 683–684. Для сравнения см. довольно краткие воспоминания об этом Горбачева: Gorbachev Memoirs pp. 527–528.