Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
— Кто звонил? Оккинг? — пробормотала Ясмин. Она еще лежала спиной ко мне, свернувшись калачиком, зажав руки между колен.
— Ага. Спи.
Но она и так уже мерно посапывала. Я раскинулся на простыне, время от времени скреб в затылке, лелея надежду, что мои треугольные пилюльки подействуют раньше, чем я окончательно сдамся и начну, наконец, чувствовать себя так погано, как должен после вчерашнего. В конце концов скатился с кровати и встал. В висках здорово стучало; только что этого не было. После дружеской вивисекции, устроенной мне Оккингом в участке, я отправился странствовать по Улице, опустошая запасы спиртного в каждом заведении по пути. На каком-то этапе ночного похода, очевидно, натолкнулся на Ясмин, потому что, проснувшись сегодня, обнаружил ее рядом в постели. С таким аргументом не поспоришь.
Я
На розыски ботинок ушло минут десять. Они почему-то нашлись под тряпками Ясмин. Так, теперь я одет. Еще бы начали отрабатывать затраченные на них деньги проклятые треугольники, и я готов выйти в мир. Только не говорите при мне о еде. Я уже покушал. Позавчера.
Я оставил Ясмин записку, просил запереть за собой дверь, когда решит уйти. Она одна из немногих, кому я доверял мое жилище. Нам всегда было хорошо вместе, и, по-моему, с самого начала нас соединила какая-то хрупкая ниточка, невысказанная потребность друг в друге. Мы оба старались не испытывать на прочность чувство общности, но знали, что оно существует. Думаю, причина в том, что Ясмин не родилась девочкой. Возможно, если ты прожил полжизни существом одного пола, полжизни — другого, поневоле воспринимаешь все по-иному, приобретаешь особую чуткость. Правда, я знаю множество обрезков и бывших женщин — первов, с которыми просто невозможно ладить. Когда принимаешься за обобщения, вечно так получается.
Ясмин модифицировалась с ног до головы — и плоть, и мозги. У нее было одно из идеальных тел, которые заказывают по каталогу. Садишься рядом с дядей из клиники, и он демонстрирует тебе картинки. Спрашиваешь, скажем: «А вот эти сиськи — дорого стоят?» — и он называет цену; интересуешься: «А такая талия?» — и он подсчитывает, во сколько станет сначала сломать, а потом переделать тазовые кости. Тебе состругивают адамово яблоко; выбираешь новые черты лица, задницу, ноги. Иногда можно даже поменять цвет глаз. В клинике помогут с шевелюрой, а проблема бороды решается с помощью таблеток и одного-единственного сеанса медицинской магии. В результате получаешь себя в обновленном виде, вроде восстановленного газолинового авто.
Я посмотрел на свою подругу, раскинувшуюся на кровати на другом конце комнаты. Длинные, прямые, роскошные черные волосы — вот что мне у нее особенно нравилось, и они принадлежали ей от рождения. Органическая часть подлинной Ясмин. Больше, наверное, ничего не сохранилось, даже характер и манера поведения становились иными, когда она подключала модик, но зато функционировало все очень, очень здорово, да и выглядело не хуже. Но, несмотря ни на что, у тех, кто изменил пол, имелись особенности, которые их выдавали. Например, конечности: в клинике избегали их оперировать, слишком много разных костей. Бывшие мужчины, — обрезки, — отличались не по-женски большими ногами. И еще, почему-то они говорили слегка в нос. По этому признаку я всегда отличу обрезка от настоящей фемы, даже если остальное — как на подбор.
Я мнил себя знатоком человеческих душ. А на самом деле… Вот почему я каждый раз выбирал самую ненадежную ветку, влезал, усаживался поудобнее и протягивал топор каждому, кто желал по ней рубануть.
Когда я был уже в вестибюле, пилюльки неожиданно взорвались во мне фейерверком волшебных ощущений. Мир вокруг сделал глубокий вдох и развернулся во всей своей красе, стал огромным и ярким, словно воздушный шарик. Я ухватился за перила и только так сумел сохранить равновесие; потом, переведя дыхание, спустился вниз. Не знаю, куда сейчас отправлюсь, но одно могу сказать точно: пора добывать хрустики. Скоро платить за квартиру, и мне очень не хотелось одолжаться у людей Бея. Я засунул руки
Снаружи меня едва не ослепило солнце. Плохо функционирую днем. Прикрыв глаза ладонью, я осмотрелся. Никого: Будайин всегда прячется от яркого света. Я неторопливо зашагал вниз по Улице, вдохновленный все более ясным пониманием того, чем сегодня займусь. Пора нанести визиты кое-каким знакомым. Теперь я буду желанным гостем. Я радостно ухмыльнулся; наркотики старательно поднимали мой дух, а соблазнительно хрустящие киамы помогали ему проделать остаток пути до райских врат. Три ближайших месяца, или даже больше, не надо беспокоиться о квартплате и прочих расходах. Пришло время копить жирок: восстановить запас пилюль в заветной коробочке, сделать себе подарок в виде нескольких таблеток экстракласса, вернуть парочку долгов, купить немного еды. Остальное положу на счет в банке. Деньги имеют дурную привычку улетучиваться, если долго лежат в моем кармане. Лучше убрать их подальше, превратить в крепкий кредит. Я не ношу с собой электронную карточку, иначе в один прекрасный вечер, в очередной раз нагрузившись так, что потеряю всякую способность соображать, разорюсь вчистую.
Я повернул к Восточным воротам. Чем ближе к стене, тем больше людей вокруг: соседи по кварталу, идущие в город так же, как я сейчас, туристы, спешащие насладиться прелестями Будайина, пока не прошло «безопасное время». Они обманывают себя, конечно: у чужака одинаковые шансы попасть в беду в любое время суток.
На углу Четвертой улицы городские службы воздвигли небольшую баррикаду — что-то чинили. Я прислонился к ограде, не желая упустить детали переговоров парочки уличных шлюх, вышедших с раннего утра на охоту за клиентами, или, если ночь оказалась неудачной, все еще рыскающих в поисках подходящей дичи. Я слышал подобные диалоги несчетное число раз, но Джеймс Бонд заставил меня другими глазами взглянуть на феномен модиков, так что знакомая сценка воспринималась сейчас по-новому.
— Салам, йа бинт, — произнес коротконогий, тощий мужчина, потенциальная добыча. Он был одет на европейский манер и говорил по-арабски так, словно выучил язык за три месяца в школе, где ни ученики, ни учитель никогда в жизни не приближались к местности, где растут финиковые пальмы [2] .
Та, которую он назвал «девочкой», превосходила его ростом фута на полтора, учитывая длину острых каблуков ее черных сапожек. Скорее всего, это не фема, а обрезок или предоперационный гетеросек. Но «добыча» либо ничего не заметил, либо его удовлетворял любой вариант. Так или иначе, она выглядела впечатляюще. Все уличные охотницы в Будайине просто должны иметь броский вид, чтобы не теряться на фоне прочих достопримечательностей. Тип скромненькой, серой домохозяйки здесь не котируется. На шлюхе было короткое воздушное черное платье с оборками, без рукавов, с открытой спиной, опоясанное тяжелой серебряной цепочкой, с которой свисали четки для католиков. Глубокий вырез спереди обеспечивал отличный обзор. Ее лицо, богато расписанное пурпурным и оранжевым макияжем, выделялось кричаще-ярким пятном на фоне прекрасных золотисто-каштановых волос, уложенных так, чтобы посрамить все известные науке законы.
2
Бинт(девочка, в имен. падеже — бинтун), в обычной речи как обращение как правило не употребляется.
— Хочешь поразвлечься? — Как только она открыла рот, мне стало ясно, что в каждой клетке ее тела еще полно мужских хромосом, что бы там ни скрывалось под юбкой.
— Возможно. — «Добыча» осторожничал.
— Ищешь что-нибудь особенное?
Парень нервно облизнулся.
— Я надеялся найти Ашлу.
— Ой, малыш, извини. Что угодно — губки, ножки, ноготочки, но, как назло, Ашлы нет. — Она на секунду отвернулась и сплюнула. — Вот, иди к той девочке. По-моему, у нее есть Ашла. — Девица указала на свою подругу, стоявшую неподалеку. Эту я знал.