Когда поют деревья
Шрифт:
– Вряд ли я смогу это досмотреть, – обмакнув ломтик картошки в кетчуп, признался Томас с таким видом, будто у него было несварение. – Боже мой, тут триста шестьдесят четыре капсулы… может быть, лучше пойдем?
Аннализа покачала головой.
– Нет, это важно. Нельзя просто так уйти и сделать вид, что ничего не происходит. Правда, Эмма?
Как успела заметить Аннализа, Эмма обладала редкостной способностью полностью отключаться от окружающего мира. Увидев, что на нее все смотрят, девочка вздрогнула:
– Что?
Аннализа подсказала:
– Я думаю,
Эмма сцепила руки под столом и покачалась на стуле.
– Наверное, ты права.
Лотерея тянулась мучительно медленно. Аннализе казалось, что, перечисляя даты, ее участники играют в русскую рулетку, и к виску каждого молодого человека приставлено дуло пистолета. Трое друзей притихли, захваченные действием на экране телевизора, лишь изредка бросая взгляд на входящих и выходящих посетителей.
Томас родился шестого ноября. Когда прозвучала близкая к этому числу дата, Аннализу будто кто-то толкнул в спину. На глазах выступили слезы – она и не подозревала, что Томас ей так дорог. Эмма волновалась не меньше.
Томас повернулся к ним обеим:
– Чуть не попал, да? Не волнуйтесь, девчонки, все равно из Вестона никого не берут.
Может, он и прав, ведь Вестон – один из лучших колледжей Новой Англии. Но Аннализе от этого было не легче. Она закрыла глаза и произнесла молитву: «Боже, если Ты убережешь Томаса и моих братьев от войны, я больше никогда не стану пропускать церковь».
Шестьдесят капсул спустя, во время рекламной паузы, Томас отлучился в туалет. Аннализе было все еще не по себе. Утешало только, что в первой партии не оказалось ни Томаса, ни ее братьев. Судя по тому, что сказал ведущий, в будущем году вытянут не более половины номеров.
Эмма осталась сидеть с Аннализой, касаясь ее плечом.
– Ты так переменилась к брату с той встречи на футболе, когда говорила, что он не в твоем вкусе.
– Да… раньше он и правда мне не нравился. То есть… – Аннализа решила воспользоваться случаем и поговорить начистоту. – Перед смертью родителей мне плохо жилось дома, потому я и не верила в счастливую любовь. Представь, до Томаса я никогда ни с кем не целовалась.
Эмма сдвинула брови.
– Шутишь? Но ты же такая красивая. Разве парни не крутятся вокруг тебя целыми днями?
– Спасибо за комплимент. Просто я четко дала понять, что меня все это не интересует. – Аннализа подняла ладонь, словно давая клятву. – Отношения – это точно не мое. Никогда не думала, что стану с кем-то встречаться.
Эмма поскребла пальцем по столу.
– И я тоже. Но он очень упрямый, да?
– Упрямее некуда, – согласилась Аннализа. – И знаешь, по-моему, он хороший парень – если только не утаивает каких-то неведомых мне секретов.
– Поверь на слово – тебе завидуют все девчонки Давенпорта, – без колебаний ответила Эмма. – И он прекрасный брат, лучше не найти. – Она вдруг смутилась и бросила взгляд на дверь в туалет. – Можно я кое о чем тебя попрошу? Не говори Томасу о том, что я тебе сказала, ладно?
– Конечно, – пообещала Аннализа, коснувшись руки Эммы.
– Почему
В этот раз Аннализа взяла ее за руку.
– Приятно, что ты так хорошо обо мне думаешь, но вот здесь… – Она указала себе на лоб, – постоянно кипят разные мысли. Я до сих пор не могу прийти в себя от того, как отец обращался с матерью и как она позволяла ему себя топтать. А что уж говорить про аварию – я постоянно про нее вспоминаю. Каждый день.
– Тогда как это у тебя получается? Ты словно поднимаешься и идешь дальше как ни в чем не бывало. – Глаза Эммы светились, точно две маленькие луны, умоляя открыть секрет.
– Скорее всего, я просто хорошо все скрываю. – Аннализе хотелось дать Эмме совет, но она не знала, что еще добавить. Тут ее осенило, и она решила быть полностью откровенной. – Точнее, не совсем так. Без своих картин я бы вряд ли справилась. А если честно, и твой брат тоже сыграл важную роль.
Видно было, как заработали шестеренки у Эммы в голове. Аннализа спросила:
– Что все-таки с тобой происходит?
Она видела в Эмме себя – ту самую девочку, которая, положив руку на гроб матери, жалела, что не оказалась в машине во время аварии.
– Не знаю, – призналась Эмма. – Все плохо. Дома я словно в ловушке, но мне все равно некуда деваться.
Аннализа когда-то тоже была на ее месте – может, она сумеет помочь?
– Что тебя больше всего увлекает?
– Нет у меня никаких увлечений, – бесцветно ответила Эмма.
Аннализа не поверила.
– Ты же сама говорила, что тебе нравится музыка?
– Слушать нравится. Но я не умею играть.
Из туалета вышел Томас.
– Твой брат идет, – торопливо заметила Аннализа. – Хочешь, приходи как-нибудь ко мне в гости. Если тебе интересно, мы можем порисовать или, к примеру, послушать музыку.
– Ты серьезно? – Эмма так обрадовалась, словно ей подарили мешок с деньгами.
– Еще как серьезно. – Аннализа похлопала Эмму по руке. – Когда мне еще представится случай собрать досье на твоего брата? Попросим, чтобы он тебя подвез.
Томас подошел к столику. Девушки безуспешно прятали улыбки.
– И о чем вы тут болтали?
Эмма встала, чтобы его пропустить.
– Так, о своем, о девичьем, – ответила Аннализа. – Скорее всего, Эмма будет иногда ко мне приезжать.
– Ничего себе. – Томас с широкой улыбкой обернулся к сестре. – Вообще-то Аннализа – моя девушка, без меня вам нельзя встречаться.
– Это еще кто сказал? – парировала Эмма. В ее глазах сверкнула уверенность, которой ей так не хватало.
Реклама закончилась, из урны достали еще одну капсулу, и все подняли глаза на телевизор. Аннализа взглянула на американский флаг, уныло болтавшийся за спиной у людей, руководивших лотереей. Неужели Америка никогда не станет прежней? Вернутся ли те времена, о которых рассказывали родные Аннализы – те счастливые пятидесятые сразу после Мировой войны, когда люди радовались уже тому, что были живы?