Когда поют деревья
Шрифт:
Аннализа повернулась к нему поудобнее, наслаждаясь покалыванием от его прикосновения.
– И это говорит Его Сиятельство, любитель белых заборчиков. Еще бы ты не верил в любовь.
Он притянул ее руку и поцеловал костяшки пальцев.
– Я ничего особенного не прошу… просто расслабься.
Она взглянула на свою руку в плену его ладони.
– А разве я сопротивляюсь?
– Похоже, нет. – Понизив голос, он добавил: – Я не предам тебя, Анна. Обещаю.
Если это обман, то более лицемерного парня она в жизни не видела. Возведенная Аннализой стена недоверия рассыпалась по кирпичику. Девушка почувствовала
– Одно из последних воспоминаний о моих родителях – когда пьяный отец вломился домой, после того как пропадал несколько дней. У него была излюбленная привычка брать на неделю отпуск от семейной жизни. Мама рисовала, а я сидела на стуле, и мы разговаривали. Тут он ворвался и начал кричать.
Аннализа совершенно отчетливо помнила отцовское лицо – густые усы и бешеные темные глаза.
– Он сорвал с мольберта картину и переломил ее через колено. До сих пор в ушах стоит треск деревянной рамы. Потом, держа перед мамой холст, медленно его разорвал. Я набросилась на отца, и он отшвырнул меня на пол. Мама кинулась ко мне. У нас на глазах он сорвал со стены еще одну картину и тоже порвал. Потом еще, и еще, и еще…
– Не представляю, каково это было, – произнес Томас, осторожно сжав ее руку. – Как можно тебя не любить?..
Почему горькое воспоминание оставалось таким ярким и болезненным? Притом Аннализа так легко рассказывала обо всем Томасу, словно он единственный на свете мог ее понять. Он сказал, что не представляет, каково это, но ведь его собственный отец недалеко ушел от Тони Манкузо.
Глубоко вздохнув, Аннализа продолжила:
– Он требовал, чтобы она воспитывала меня, прибиралась и готовила, а все прочее воспринимал в штыки. Мама могла бы стать знаменитой художницей, если бы он не разрушил ее мечты.
– Не знаю, надо ли говорить, – сказал Томас, – но я бы никогда не стал разрушать твои мечты, Анна. Я бы просто не посмел.
Аннализа натянуто улыбнулась:
– Ну вот… теперь ты знаешь, с чем тебе приходится бороться.
Он прижался лбом к ее лбу; его дыхание отдавало попкорном.
– Нельзя, чтобы наши с тобой отцы испортили нам жизнь. А как же прекрасные истории о великой любви? Неужели ты сама не хочешь попробовать?
Она забрала у него руку.
– Ты про Ромео и Джульетту? Концовка просто отпад.
– У нас все будет иначе, – возразил Томас, отказываясь переводить разговор в шутку.
– Мы почти не знакомы друг с другом, – ответила Аннализа, вновь представляя упавшее яблоко. – Даже не начали встречаться.
Томас выпрямился.
– Я хочу встречаться с тобой.
Аннализа не сомневалась. Сердце подпрыгнуло, напоминая, что она и сама этого хочет. Однако слишком все сложно. Нельзя забывать о матери, которая так обожглась на любви. И о бабушке, которая не только против их отношений, но и сама еще не оправилась от потери мужа.
И все же… Аннализа не хотела отказываться от Томаса и потом жалеть об этом до конца своих дней. А уж если решилась, то лучше сразу рубить сплеча.
– Ну хорошо. – Девушка наклонилась к Томасу, призвала на помощь веру в себя и в свое решение, коснулась губами его щеки и прошептала на ухо: – Давай будем вместе.
Потом они потерялись во времени и очнулись, лишь когда в машине вспыхнул свет.
– Итак, мальчики и девочки, – прозвучало в микрофон. –
Томас и Аннализа посмотрели наверх и увидели бегущие по экрану титры.
– Так быстро… – простонал Томас, доставая из кармана ключи. – Я бы все отдал за двойной сеанс.
Он потянулся за последним поцелуем. Аннализа чувствовала, в каком он восторге от того, что она согласилась встречаться. Она и сама ощущала душевный подъем. Еще бы – впервые у нее появился парень.
Томас завел «Фольксваген» и тронулся с места, следуя за другой машиной. Едва они отъехали, как раздался треск и хлопок.
– Черт! – воскликнул Томас. – Я забыл снять микрофон!
Они расхохотались как сумасшедшие. Томас дал задний ход, и Аннализа подумала, что даже если у них ничего не выйдет, сегодняшний вечер все равно удался на славу.
Глава 9
Уворачиваясь от пуль
После похода в кино картины Аннализы стали куда легкомысленнее – ближе к романтике в пастельных тонах с нелепыми сердечками. Во всем были виноваты бабочки, порхавшие у нее в животе. Вряд ли Джеки оценила бы такой творческий подход. Но сейчас Аннализе было все равно. Ей нравилось, что вместо мрачного реализма, вызванного смертью родителей, в ее картинах появились светлые краски и радужное настроение.
В следующие две недели они с Томасом встречались еще четыре раза, считая те два свидания, куда он брал с собой сестру. Тревоги Аннализы, что Томас разобьет ей сердце, что советы бабушки пропали впустую и отношения мешают творчеству, по-прежнему маячили на горизонте, словно черный седан в зеркале заднего обзора. Но вопреки всему Аннализа нырнула в отношения с головой. Она напоминала себе, что бабушка с дедушкой были счастливы в браке, и не у всех пар любовь заканчивается крахом, как у ее родителей.
Ведь бывают же художники, создающие шедевры под влиянием любви? В последнее время Аннализа рисовала обнаженных женщин. Сначала она копировала работы Гойи, какие удалось найти, а потом пустила в ход воображение. В Аннализе просыпался вкус к плотской любви, ведь чем дольше они с Томасом встречались, тем ближе становился день, когда они испробуют все до конца.
В воскресенье накануне Дня благодарения они припарковались в укромном местечке у озера Себаго. Аннализа дала Томасу снять с нее футболку, и они продолжили с того места, где закончили на пляже неделю назад. В приспущенные окна задувал холодный ветер, но девушке было тепло: Томас почти перебрался к ней на сиденье, и они согревали друг друга. Из радио доносилась песня Sly and the Family Stone. Аннализа притянула Томаса к себе и, не сдерживая стонов, охотно отвечала на его ласки. Казалось, она вот-вот согласится на большее. Однако стоило ему просунуть два пальца под резинку ее штанов, как Аннализа заледенела и перехватила его руку.
– Стой. Я… не хочу.
– Что-то не так? – замер он.
Она и сама не могла объяснить, откуда взялась внезапная паника. Может, вспомнились слова бабушки? Или сыграло роль то, что на глазах у Аннализы распался брак родителей? А может, отозвалась память об их смерти?
Аннализа чувствовала себя уязвимой; рука Томаса казалась какой-то чужой. При этом девушка прекрасно понимала, что ее внезапные скачки настроения – то можно, то нельзя – и его сбивают с толку.
Собравшись с мыслями, она ответила: