Когда поют деревья
Шрифт:
Аннализа мечтала стать такой же независимой, как отец. Она не хотела выслушивать чужие советы о том, что делать, где жить, за кого пойти замуж и во что верить. Неудивительно, что отец сбежал из Миллза без оглядки – Nonna наверняка его подавляла.
Аннализа не хотела вечно сравнивать себя с отцом, ей и думать-то о нем не хотелось, но она ощущала в Миллзе его присутствие. Господи, да она жила в той самой комнате, где он ютился с двумя братьями до самого окончания старшей школы. Ее мольберт стоял именно на том месте, где спал ненавидевший живопись отец. Вдобавок почти все Манкузо, кроме Нино и двух-трех родственников, были с отцом на одно лицо. А Nonna еще спрашивала, что
Двадцать минут спустя, наконец успокоившись, Аннализа решила извиниться. Может, бабушке и не нужны ее извинения, но мама никогда не ложилась спать, не помирившись, и Аннализа бережно хранила эту привычку. Шагнув в коридор, она заметила полоску желтого света, пробивающегося в дверную щель из бабушкиной комнаты. Пройдя по коридору мимо семейных фотографий и развешанных по стенам рисунков, она остановилась перед дверью.
Подняв руку, чтобы постучать, девушка в последнюю секунду замешкалась и вместо этого прильнула к двери ухом. Бабушка имела привычку долго молиться перед сном, а иногда Аннализа слышала, как она с кем-то разговаривает – то ли с покойным мужем, то ли с ее отцом.
Но сейчас, судя по звукам, она плакала.
Аннализе стало ужасно стыдно. Что она за чудовище? Как могла так расстроить приютившую ее бабушку? И ведь Nonna права. Почему Аннализа вечно думает только о себе одной?
– Nonna? – тихо поскреблась она. – Можно войти?
Одетая в ночную рубашку Nonna приоткрыла дверь.
– Что случилось, nipotina?
– Мне так стыдно, – повесив голову, пробормотала Аннализа.
Nonna оттопырила нижнюю губу, открыла дверь пошире и распахнула объятия.
– Знаю, знаю, – сочувственно отозвалась она.
Склонившись, Аннализа обняла бабушку за плечи.
– Я не понимаю, что мне делать…
Nonna похлопала ее по спине.
– Ничего, и со мной такое бывает. – Взяв Аннализу за руки, она посмотрела ей в глаза. – Хочешь верь, хочешь не верь, но я и правда рада, что ты живешь со мной. Так тяжело быть одинокой.
– Ты не одна, – вновь обняв бабушку, утешила ее Аннализа.
После долгого сердечного объятия, которого ей так не хватало, они пожелали друг другу спокойной ночи. Вернувшись к себе, Аннализа опустилась возле кровати на колени и попросила Бога простить ее за вздорный нрав, наставить и хоть немного помочь. Хотя уехать от бабушки будет непросто, нельзя отвергать подвернувшуюся возможность. Аннализа не знала, существует Бог по правде или нет, но хотела дать ему шанс проявить себя.
Глава 3
Алиса и Белый кролик
Весь остаток лета и первую половину осени, когда стало холодать, Аннализа трудилась не покладая рук: выстаивала за прилавком по две смены подряд, подрабатывая в магазине даже после начала учебного года, сколько позволял Гарри. А все, что не уходило на расходные материалы для рисования, откладывала для будущего переезда в Портленд.
Взяв за правило рисовать не меньше трех картин в неделю, Аннализа уделяла любимому занятию каждую свободную минуту. В поисках свежих идей девушка не упускала возможности составить компанию тетушкам и Нино, когда они выбирались за пределы Миллза. Иногда случались поездки во Фрипорт, Брансуик и Давенпорт. Обладая цепкой памятью, Аннализа тщательно все запоминала. События, от которых бурлил весь мир, просачивались в газеты и телевидение даже в захолустном Миллзе и тоже волей-неволей влияли на ее творчество. Еще бы, ведь даже Nonna признавала, что наступили диковинные времена и такого она не видала за всю свою долгую
За последнюю пару месяцев мир словно сошел с ума. Сенатор Кеннеди сбросил с моста машину с пресловутой секретаршей. Нейл и Базз прогулялись по Луне. Никсон упорно посылал солдат во Вьетнам, нарушая обещание прекратить войну. Не прошло и недели после трагедии с Мэнсонами, как начался фестиваль в Вудстоке. Когда такие события валятся разом, трудно не заметить, что за безумие творится кругом.
Вудстокский фестиваль проходил всего в нескольких часах езды от Миллза, и Аннализа рвалась поехать туда с друзьями из Бангора. Но если бы ее поймали, ей пришлось бы распрощаться со школой и податься в сестры милосердия. И все же девушка мечтала присоединиться к движению боровшейся за правду молодежи.
По выходным после ужина ей приходилось выслушивать, как ее дядюшки, отличавшиеся узким кругозором и любовью к выпивке, толковали о политике и о войне. Аннализе казалось, что вся семья состоит из одних убежденных католиков и консерваторов. Все остальные мнения считались ересью. Женщины обычно поддерживали мужчин – поэтому Nonna до сих пор ворчала из-за грядущего переезда внучки в Портленд – рассадник порока. Но, как и многие молодые люди, Аннализа не собиралась бездумно принимать на веру все, что ей пытались внушить. Она хотела выбраться в люди и составить свое собственное мнение.
Похоже, только война не вызывала ни у кого сомнений в ее бредовости. Аннализа ни разу не слышала споров на этот счет. Ну хорошо, Штаты хотят избавить мир от коммунизма. Но зачем ради этого сражаться в джунглях за тысячи миль отсюда, зачем губить солдат и их семьи?
Мысли по этому поводу отразились на последних рисунках Аннализы, посвященных теме бунта. Девушка рисовала людей, протестующих против Никсона и войны. Рисовала женщин, стремящихся прорваться сквозь бесконечную череду непробиваемых стеклянных потолков. Рисовала хиппи, музыкантов, поэтов и художников, выражающих себя всеми возможными способами. Конечно, многие рисунки не нравились родственникам – такие она прятала под кровать.
Через три месяца после памятного разговора с Джеки в Портленде, в четвертую пятницу октября, Нино уговорил Аннализу сходить на футбольный матч от их школы. Аннализа была совершенно равнодушна к спорту. Отец прежде таскал ее болеть за команду его университета – «Бурых медведей Мэна», и вспоминать об этом не было никакой охоты.
Но даже те редкие обитатели Пейтон-Миллза, кто не интересовался жизнью местной команды, знали, что сегодня вечером ожидается главное событие года: «Спартанцы» против «Орлов Давенпорта». В отличие от Миллза, Давенпорт славился прекрасными ресторанами и площадками для гольфа, не говоря уже о его богатстве и авторитете. Давенпорт мог похвастаться и куда более живописными, чем у соперников, пейзажами. Но что касается футбола – корона первенства принадлежала Пейтон-Миллзу.
Трибуна для зрителей, где сидели, потерявшись в море синих футболок «Спартанцев», Аннализа, Нино и их друзья, располагалась на обширном поле позади весьма современной на вид старшей школы Давенпорта. Было холодно, не больше пяти градусов тепла. Многие болельщики кутали колени пледом.
Яркие огни прожекторов высветили лучшего игрока «Спартанцев», прорвавшегося сквозь защиту. Он мчался навстречу победе, и все как один болельщики вскочили на ноги.
Аннализа из чувства противоречия осталась сидеть. Ей было странно, как толпы людей могут сходить с ума из-за дурацкой игры, когда в мире происходят такие серьезные события. Видимо, люди просто искали способ отвлечься и поболеть за победу: в футболе все куда проще и понятнее, чем на войне.