Когда причиняют добро. Рассказы
Шрифт:
Кён встретилась за бранчем с другими матерями детей из их группы. Ей не очень хотелось участвовать в этом собрании, но она должна была пойти на всякий случай, чтобы в её отсутствие никто ничего не сказал про Джейми. Разговор прыгал с темы на тему: посетовали на низкое — вопреки всем ожиданиям — качество преподавания, на то, что у приходящего тренера по физкультуре знания английского языка минимальные, зато в обеденном меню слишком уж много всевозможных сосисок и ветчины. Кроме того, обсудили предложение организовать хоккейную или футбольную команду для мальчиков и занятия художественной гимнастикой для девочек. Кто-то поделился мнением учеников прошлого года, что их воспитатель из Канады очень уж требовательный, но, к счастью, талантливый
По прошествии месяца с начала занятий состояние Джейми нисколько не улучшилось. В садике он до сих пор не произнёс ни единого слова ни на каком языке. По вечерам он допоздна не мог заснуть, а утром его было не поднять с постели. При этом он не капризничал и не отказывался идти в садик. На автобус, который останавливался перед их домом ровно в половине девятого, Джейми частенько не успевал. И по утрам Кён приходилось сажать не умывшегося и даже не чистившего зубы ребёнка на заднее сиденье машины и мчаться с ним в детский сад. В машине он тоже не говорил ни слова. Бросая взгляды в салонное зеркало, Кён замечала, что сын в полудрёме смотрел в окно невидящим взглядом. Её беспокойство возрастало день ото дня. До сих пор она не делилась ни с кем тревожными симптомами в поведении ребёнка. Муж свалит всю вину на неё. Родственники и близкие подруги дадут несколько бестолковых советов, но вряд ли смогут действительно чем-то помочь. Она знала, что всегда может обратиться к детскому психологу в клинике или консультационном центре, но считала, что ещё не время. Она как могла откладывала подобный визит на потом.
В садике только повторяли, что надо ещё понаблюдать. Сообщения от воспитателя, которые он присылал на английском каждый день, в какой-то момент прекратились. Кён могла его понять — писать было не о чем. Его заместитель звонила раз в три дня и сообщала о состоянии Джейми. Ей тоже особо нечего было сказать, поэтому все сообщения были похожи друг на друга. Как-то раз, прежде чем повесить трубку, она сообщила Кён, что в тот день в их группе трое детей получили предупреждение, поскольку разговаривали на корейском во время занятий. Она не назвала имена детей, но казалось, стоит Кён спросить, и имена будут озвучены. Потом заместитель добавила, что для одного из этих детей это было уже второе предупреждение. Кён как будто уловила в её интонациях намёк на то, что надо радоваться, что среди этих детей нет её сына. Повесив трубку, Кён пообещала себе, что если такое повторится ещё раз, то она обязательно напишет жалобу директору садика, где укажет, что воспитатели раскрывают частную информацию других детей и иронизируют над её собственным ребёнком.
В один из дней, когда Кён в очередной раз привезла Джейми в садик, за стойкой в холле никого не оказалось, и она сама, держа сына за руку, пошла к лифту. Занятия уже начались. В тишине коридора ассистентки — одна, вторая, третья, четвёртая, пятая — стояли, ровно выпрямившись и выстроившись друг за другом. Все похожего телосложения и в одинаковой одежде — сложно было сразу угадать, кто из них Анна. Та первая узнала Джейми и широко ему улыбнулась. Её одежда была безукоризненно выглажена. Джейми высвободил руку из материнской ладони и с радостью взял Анну за руку. Она спокойно кивнула Кён в знак приветствия. Кён кивнула в ответ. Анна открыла дверь класса. Джейми покорно зашёл за ней следом.
Узнать личные контактные данные ассистентов было непросто.
— Это мама Джейми.
— О, онни[2]! Здравствуй!
«Интересно, а раньше она тоже меня так называла?» — подумала Кён, но не смогла вспомнить. Что она помнила точно: они с Анной ни разу не проводили время наедине без других их общих знакомых. Хотя обращение «онни» и вызвало некоторое замешательство у Кён, оно не было фамильярным. И оно было в разы лучше, чем если бы Анна выбрала официальный тон. Предложение Кён встретиться где-нибудь за пределами детского сада обескуражило Анну. Она объяснила, что и сама была бы не прочь повидаться, но правила запрещают частные встречи преподавателей садика с родителями учащихся.
— У ответственных воспитателей и их заместителей это прямо прописано в договоре. Потому что всегда находятся родители, которые хотят частные уроки для своих детей вне садика. Не знаю, относится ли этот запрет ко мне. Я никакой контракт не подписывала.
Кён испугалась: «Наверняка, объяснив всё это, Анна засомневается и откажется. Должно быть, я сейчас ставлю её в неловкое положение». И Кён затараторила:
— Да я просто хотела встретиться на чашечку кофе в кафе, узнать, как у тебя дела, и ещё, если честно, из-за Джейми. — Кён попыталась взять себя в руки. — Ты же знаешь о его ситуации. Я очень волнуюсь. Если так пойдёт и дальше, я просто сойду с ума.
Кён продолжала в отчаянии:
— Я хочу поговорить о Джейми. Мне больше не с кем это обсудить.
Кён испугалась, что чересчур разоткровенничалась. Анна молчала слишком долго. Кён вжалась ухом в телефон. Ей даже показалось, что она слышит дыхание с той стороны. Потом Анна сказала, когда у неё есть свободное время, чтобы встретиться. Голос её был таким же весёлым, как и до этого.
Анна ждала Кён в чайном доме, расположенном далеко от детского сада. Она сидела с безукоризненно прямой спиной.
— Ты нисколько не изменилась, — поприветствовала её Кён. И на первый взгляд это действительно было так, хотя, присмотревшись, Кён заметила, что Анна ещё больше похудела, глаза её потускнели, а улыбку уже нельзя было назвать сияющей. Кён поняла, что Анне не хватало прежней жизнерадостности. По грубым прикидкам Анне сейчас должно быть слегка за тридцать. Кён решила не копаться в том, какие обстоятельства в жизни Анны так быстро погасили её взор. Сначала они поболтали о делах восьмилетней давности. Анна уже ни с кем из танцевальной группы не поддерживала связь. Как, собственно, и Кён. Когда Кён призналась, что до сих пор жалеет, что не смогла вместе со всеми подняться на сцену на показательном выступлении и, что ещё хуже, ей даже не удалось прийти посмотреть на выступление, хотя она очень хотела, Анна нахмурилась. Она сидела, сцепив руки вокруг чашки чая.
— Ты так неожиданно перестала ходить на занятия. Что-нибудь случилось?
— Нет, просто моему жениху не нравилось, что я занимаюсь допоздна. — Кён считала, что это вполне её оправдывает.
— Понятно, — сказала Анна и тут же сменила тему разговора. — А дома Джейми как себя ведёт?
— Дома? Дома он разговаривает.
— Ну слава богу.
— Он умеет говорить! Он начал говорить, когда ему и двух не было. Когда тестировали его наклонности и способности, он вошёл в ноль целых одну десятую процента лучших, — почти кричала Кён.